– Кому, доктор? Кому?! Сейчас модно держать собак, возьмёт любой, месяц подержит, а потом бросит. Не удивительно, что столько бездомных животных. Согласитесь, если отдать, то только в приличную семью. Просили соседи – муж с женой, я отказала, им нельзя держать собаку – они целые дни спорят. Хотел взять комендант, но он холостяк, питается всухомятку, щенку это вредно.
– Тесновато у вас.
– Это верно. Да и хлопотно держать двух собак. Но щенка я отдам только в хорошие руки.
Спицын на мгновенье отбросил свою проклятую застенчивость и хрипловато спросил:
– А мои руки? Какие они по-вашему?
Хозяйка сперва растерялась.
– Вы хотите взять Уголька?
– Если согласитесь, конечно…
– С дорогой душой!
…Двери отворил худой остроносый мальчуган и вопросительно посмотрел на врача.
– Здравствуй, Валерик! Это я каждый день отвечаю тебе по телефону.
Мальчик промолчал, глаза его сверкнули злым блеском.
Спицын вытащил из корзинки щенка и вывалил его мохнатое тельце на пол.
– Это не Джек, – холодно сказал Валерик.
– Джек был очень стар. И болен.
– Где Джек?
Алексей Константинович сел на стул, расстегнул ворот рубашки, закурил и сказал:
– Он умер.
Переваливаясь на толстых нетвердых лапах, щенок ковылял по паркету. Хозяин и гость молча следили за его перемещением.
– Тебе сейчас нужен друг, – проговорил Алексей Константинович. – Ему тоже.
– Как его зовут?
– Уголёк.
Щенок быстро освоился с новой обстановкой, потянул зубами скатёрку и опрокинул на пол кувшинчик с цветами. По паркету разлилась лужа. Валерик прошёл на кухню, вернулся с тряпкой и стал вытирать пол.
– Можно, я назову его Джеком? – спросил он.
– Конечно, – согласился Спицын. – Это очень хорошее имя.
Когда Алексей Константинович уходил, Валерик смотрел ему вслед так же уважительно, как много лет назад в своем пастушьем детстве сам Алёша Спицын смотрел на всемогущего деревенского фельдшера.
Новый Метод
Однажды я попросил доктора Шутикова продемонстрировать его новый метод лечения. Он повёз меня в городской вытрезвитель, где его уже ждал первый пациент.
– Попытайтесь представить себе, что я – это вы перед обычным для вас опьянением, – предложил он пациенту, начиная сеанс.
Представлять это было даже приятно, поскольку врач был молод, элегантен и обаятелен.
– Я вам нравлюсь, не так ли? – нежно спросил Шутиков. – Обратите внимание на мою речь, – продолжал врач. – Она членораздельна и выразительна. Посмотрите в мои глаза. Взгляд их прям и чист. И память у меня отличная.
В доказательство Шутиков с упоением продекламировал:
Возможно, пациент не ощутил всю прелесть этих бессмертных строк, но ясно было, что он учуял в докторе яркую, неповторимую личность, поэтому смотрел на него с большим интересом. Шутиков же ловко откупорил бутылку «Столичной» и налил себе полный стакан. Затем, изящно крякнув, не отрываясь, осушил его:
– Ваше здоровье! – Пациент потянулся к бутылке, но врач остановил его уверенным профессиональным жестом: – Смотреть только на меня! Вы замечаете, как багровеет мой нос? А глаза? Они уже блестят, правда? Речь ещё внятная, но чуть-чуть возбуждена… И ты мне уже симпатичен.
Пьяница вздрогнул. Он не привык к таким признаниям в этом учреждении.
– Да, да, – уверял его повеселевший доктор. – Мне нравятся твои мутные глаза, твои слипшиеся волосы, твоя отвисшая челюсть. Больше того, я тебя уважаю. И Пушкина уважаю, Александра Сергеевича.
И он повторил любимые стихи, подчёркивая их глубокий смысл:
Я помню чудное мгновенье…
– Улавливаешь? Ещё помню!
Следующие двести граммов Шутиков опрокинул с необыкновенной лёгкостью.
– Хорррошо! – зарычал он. – Полный туман! Глаза слезятся, язык заплетается, губы липкие. Хочешь, я тебя поцелую?
Пациент смотрел на него с испугом. Он попытался увернуться, но врач всё же чмокнул его в ухо.
– Друг, – прижимался Шутиков к пациенту, – ты один меня понимаешь. Ты и Пушкин. Я пью за классика!
Неверными движениями врач откупорил вторую бутылку и налил ещё стакан. Реакция его на эту дозу была ужасающей. Он зарыдал.
– Что с вами, доктор? – спросил дрожащий пьяница.
– Пушкина убили! – воскликнул Шутиков. – В тридцать семь лет! А я ещё живу. И ты тоже… – Глаза его налились ненавистью. Он схватил пустую бутылку и замахнулся на забившегося в угол пациента. – Это ты Пушкина убил? Дантес!
Я не выдержал и рванулся на выручку. Шутиков бессильно повис на моих руках. Вместе с пациентом мы усадили доктора в кресло. Но он не отпускал меня.
– Саня! Ты помнишь чудное мгновенье? Давай вспомним и выпьем, выпьем и вспомним!
Пациент плакал, размазывая слезы по лицу: впервые, наглядно и убедительно, он увидел со стороны всю мерзость опьянения.
…Утром Шутиков явился ко мне выбритый и отутюженный.
– Между прочим, – заявил он с порога, – сейчас по радио выступает вчерашний алкоголик с рассказом «Как я бросил пить».
– Это потрясающе! – воскликнул я. – Небывалый эксперимент!