Иероглифика Петергофа. Алхимические аллюзии в символике Петергофского садово-паркового ансамбля

Так, будучи «окаменован в вере именем предивным» Петр Алексеевич чувствовал в себе способности нести определенную миссию, затрагивающую систему, в которой «не только и типографский шрифт, подобно покрою платья, становился показателем известного порядка идей и знаний, символом миросозерцания»,[114] но и архитектурные и садово-парковые ансамбли. Действительно, что еще может пожелать для себя «сочувствующий розенкрейцерам», как ни практиковать Великое Делание по достижению Философского Камня, а затем описать свой опыт в трактате, подобно Первым Розенкрейцерам: «Они собрали в один том все, что только человек для себя пожелать, на что надеяться и о чем мечтать может; хотя мы и охотно признаем, что мир в продолжение ста лет изрядно улучшается, все же мы твердо убеждены, что наши само-истины вплоть до последнего дня непоколебимы останутся, и ничего другого не узнает мир даже в самом высшем и последнем своем возрасте, ибо наши Круги начали быть с того дня, когда Бог сказал: да будет, и кончатся, когда Он скажет: да погибни, но часы Божии бьют каждую минуту, тогда как наши – едва полные часы»

[115]? Ибо розенкрейцеры, полагали, а вслед за ними, и, по-видимому, царь Петр, что «равно как наша дверь через много лет столь чудесным образом отверзлась, должна и Европе открыться дверь, которая уже видима (ибо штукатурка удалена) и многими с вожделением ожидается».[116]

Открытая европейская дверь предполагала «конкретные реформы – образовательные, церковные, правовые – и, сверх того, окрашена милленаристскими тонами: она должна возвратить мир к “состоянию Адама” или, что тоже самое к Сатурнову “золотому веку”. <> “Исповедание”, второй розенкрецерский манифест, говорит о всеобщей реформации как о предвестии великого возвращения “истины” и “света” – они окружали Адама в раю, и Бог снова пошлет их на землю перед концом мира».[117] Более того, под «златом» в розенкрейцерской алхимии «следует понимать не вещественный итог алхимической трансмутации, но духовные сокровища “золотого века” и возвращение к адамической невинности».

[118] Причем к трансмутации в глобальном масштабе, уведомляло «Исповедание», настало подходящее время: «По достижении миром преддверия Субботы, завершении им своего периода, иначе – оборота, когда он спешит к своему началу, то не кто иной, как Господь Иегова, обращает ход Натуры, и тогда все, что было обретено ценою великих усилий и неустанного труда, открывается не имеющим о том ни сведения, ни даже простого понятия; тем, кто свободною волею того желает, бывает оно вчинено как бы силою, а равно и тем, кто тому противится, – дабы жизнь благочестивых облегчить от тягот и защитить от ударов непостоянной Фортуны, злым же – умножить и увеличить присущее им зло и следуемое за то наказание».[119]

И, несомненно, в том числе и настроение розенкрейцеровских обращений, дали толчок к замыслу о строительстве новой столицы: «положить новое основание и возвести новую твердыню и крепость Истины, что и было бы исполнить удобнее, нежели, начав было рушить и покидать старое безобразное здание, приступить затем к расширению его преддверия, или прорубать окна в покои, или перестраивать двери и переходы, во всем повинуясь своей прихоти».[120]