Иероглифика Петергофа. Алхимические аллюзии в символике Петергофского садово-паркового ансамбля

В тоже время, Петергофский ансамбль является своего рода летописью развития искусства фонтанов в России в течение полутора веков. На этом фоне достойно удивления, что идея алхимической реторты (или, первоначально – чаши), не только за это время не стерлась, но и обрела, как мы увидим это впоследствии, законченный вид, который, при правильном подходе, представляет собой уникальный в мировой практике аттракцион – воплощенное в садово-парковом ансамбле Великое Делание алхимиков. И ко всему этому мероприятию как нельзя более кстати подходит пассаж, относящийся к поэтике барокко, как поэтике, несущей в себе тайну: «представим себе, что некоторый принцип, положенный в основу всего строения известного текста, становится известным лишь спустя три столетия (! – О. К.), – ясно, что такой принцип задумывался автором произведения не как существующий для читателя, но как существующий для самого создаваемого им

, причем, как даже ясно нам теперь, по той причине, что это создаваемое (как бы ни называть его – текстом ли, произведением ли, и т. д.) мыслится на основе так, а не иначе постигаемого знания и притом уподобляет себя сути этого знания и сути так, а не иначе истолковываемого, на основе того же знания, мира

».[236] Именно это, спустя три века после закладки, и открывается нашим глазам в Петергофе. Автор проекта, царь Петр заложил розенкрейцерский «Мемориал», свой вариант «Немой книги» – «Librum M.», подобно брату Христиану Розенкрейцу. Делал он это, очевидно, только для посвященных, знающих как истолковать ее содержание в обход профанных схем, которые наслоились позже, начиная с времени царствования Анны Иоанновны, когда пытались использовать тропологические, моральные и идеологические схемы, предложенные Ф. Прокоповичем для объяснения установки в центре ансамбля, алхимическую по сути, статую «Геракла, разрывающего пасть льву». Удивительно только, что шитые белыми нитками обоснования стали повторяться с завидным упорством и превратились со временем в аксиому. Видимо, явно ощущая в Петергофе, что «репрезентируя мир в его тайне, произведение эпохи барокко тяготеет к тому, чтобы создавать второе дно – такой свой слой, который принадлежит, как непременный элемент, его бытию»,[237]

потомки, пряча смысл анагогический, пытались затемнить его смыслом тропологическим: сделав из алхимического сада мемориал Северной войны. Однако, всему свое время, и видимо наступил момент, когда нужно вспомнить, что «тайная <> поэтика барокко обращена не к читателю, а к онтологии самого произведения, которое может и даже должно создавать свое “второе дно”, такой глубинный слой, к которому отсылает произведение само себя – как некий репрезентирующий мир облик-свод»,[238] и, обратившись к этому «второму дну», – извлечь его содержимое на поверхность.

Не смотря на прошедшие столетия, и сегодня посетитель Петергофского сада невольно ощущает себя в поле определенных идей. Одна демонстрирует ему власть человека над природой, другая – подталкивая к поиску в себе самом собственного полюса, обращенного к оси мира, нашептывает мысли о простом и понятном, но в тоже время – таинственном мире сил и возможностей. «Идеально правильные плоскости шпалер и партеров, гигантские ступени террас, сложный ритмический рисунок водных статуй – все подчинено единой воле»,[239]

и со всей возможной наглядностью воплощает идею могущества человеческого гения и беспрекословной покорности всего, что его окружает, тому, кто знает герметически скрытый Секрет. В этом и заключается основной смысловой слой барочных ансамблей конца XVII, начала XVIII вв. в Западной Европе, моделью которых Петр Первый воспользовался для создания своей «Немой Книги», несомненно имеющей целых три семантических дна: внешнее – мифологическое, тропологическое – как попытка придать ансамблю вид воинского мемориала, и наконец – анагогическое – отражающее герметические пристрастия его создателя. Именно эти скрытые слои объясняют мощное влияние на посетителей помимо своих чисто природных и эстетических сокровищ Петергофского садово-паркового ансамбля, вне зависимости от того, разделяют ли они те концепции мировоззрения, которых придерживался царь Петр, сооружая свое любимое детище.

Глава 3. Путешествие Адепта. Реторта и алхимический процесс. Символика воды в Алхимии

«Философы в этом подражали древним; т. к. каждый из них придумывал по ходу великого делания и его приемов аллегории, мифы и легенды. Объяснения одного отличны от объяснения другого, хотя все они подразумевают одно и то же».[240]