Иерусалим

   — Милорд Керак, — бросил ему вслед Бодуэн, — хранить порядок — дело тамплиеров, оставь это им. Тебе нужно лишь держать своих людей наготове. Когда Саладин двинется в поход, мы и станем строить планы сообразно его действиям. Пока же позволь Раннульфу Фицвильяму делать своё дело, лучше его всё равно никто не справится.

Де Ридфор отступил на шаг. Ему трудно было выдержать такой ворох похвал, сыпавшийся на одного человека — человека, которого он презирал, — но он принудил себя сохранять хладнокровие. Он уже знал, что Раннульф был среди рыцарей, которые сопровождали короля в Иерусалим от реки Литани; разумеется, норманн втёрся в доверие к Бодуэну — лишнее доказательство его вероломства и честолюбия.

Впрочем, это можно как-то использовать. Де Ридфор принялся обдумывать, как ему вновь завоевать доверие короля.

   — Стало быть, сир, таково твоё слово? — спросил Керак. — Я должен сидеть без дела?

   — Ты должен ждать, — сказал король. — А теперь можешь удалиться, милорд.

Керак развернулся на каблуках, поклонился и вышел из зала. Изящества в нём было не больше, чем в конюхе.

Маршал де Ридфор сказал:

   — Сир, будь осторожен, ему неизвестно, что такое благоразумие.

   — Я знаю его хорошо, милорд, — отозвался король, — но мы сумеем приструнить его. Что же до командования в Иерусалиме, то Раннульф — прекрасный выбор. Захвати его с собой, когда пойдёшь сюда в следующий раз.

От насильственной улыбки у де Ридфора заныли щёки.

   — Как прикажешь, сир.

   — Я надеюсь и впредь выслушивать твои доклады — по необходимости.

   — Слушаюсь, сир.

   — Ты можешь идти.

   — Да, сир. — И маршал с поклоном удалился.

Король знаком велел пажу принести кубок с вином; Сибилла, сидевшая у его ног, покачала головой:

   — Они не ладят. А нам грозит смертельная опасность!

   — Они — бойцы, — сказал Бодуэн. Он жадно глотал крепкое живительное вино. — Когда перед ними нет врага — они бьются друг с другом.

   — Это верно, — сказала принцесса. — Они так же опасны для Иерусалима, как сарацины.

Король рассмеялся, словно услышав шутку, и Сибилла одарила его резким взглядом. Паж принёс вина и ей; она послала за душистой водой и разбавила вино. Камергер уже стоял у дверей, готовясь объявить о новой аудиенции, но принцесса жёстко глянула на него, дав понять, чтобы он подождал.

   — Ты не устал? — повернулась она к брату. — Не хочешь отдохнуть?

   — Били, — раздражённо сказал он, — не смей меня опекать! Если хочешь, можешь уйти.

   — Нет, — сказала Сибилла, — я хочу быть здесь и видеть, что и как ты делаешь.

   — Вот и отлично. — Король кивнул камергеру.

Вошла делегация купцов Верхнего Города, чтобы обсудить открытие рынков. Сибилла наблюдала, как её брат управляется с этой проблемой, как ровно и вежливо говорит с каждым, глядя прямо на него, хотя и не уступает ни в чём; купцы, если и не были удовлетворены, по крайней мере, недовольства не выказывали. Бодуэн — хороший король. Чем дольше она следит за ним, тем больше восторгается его искусностью. И тем не менее Бог неуклонно разрушает его, тогда как люди наподобие Керака процветают, точно мухи на падали.

Сибилла подавила вспышку гнева на Господа, который так жестоко обошёлся с её братом. Господь добр, а значит, тому должна быть какая-то причина; и принцесса втайне подозревала, что причина — в ней, Сибилле, будущей королеве Иерусалимской.

Нескончаемый поток тянулся через зал: люди просили у короля милостей, приносили ему вести, жалобы, обещания. Сибилла наблюдала, как брат ведёт беседы, прихлёбывая всё время крепкое красное вино. Это был поистине королевский труд — решать судьбы людей; однако она не видела здесь ничего, с чем не справилась бы женщина.

И что такого делают мужчины, что считают не под силу женщинам? Они сражаются, — но она может отыскать мужчину, который сражался бы за неё; и, если уж на то пошло, воинственность мужчин приносит им больше сложностей, чем пользы, а в итоге разрешают они очень мало проблем. Она сможет стать независимой от воинов, попросту не устраивая войны.

Что до всего остального — она вполне сумеет сравняться с любым из мужчин. Так же не считаться ни с кем, как Волк, так же предавать, как Триполи, быть так же честолюбива, как де Ридфор, и так же умна, как сам король.

Сибилла отвернулась, пряча эти мысли, и взгляд её обратился к окну, к видневшейся за окном стене города, высокому верху Давидовых Врат и бесконечному небу над ними.

   — Били, — окликнул брат чуть погодя, — все ушли, а к стене мы не поедем, покуда не пройдёт месса Шестого часа. Не сыграть ли нам в шахматы?

Принцесса обернулась к нему, вновь готовая к своей игре.

   — О да, — сказала она. — Пусть принесут доску, я хочу сыграть.

   — Пока Саладин угрожает всем нам, ссориться друг с другом было бы недальновидно, — сказал де Ридфор, перехвативший Керака на улице.

Губы Волка искривились в усмешке.

   — С тех пор, как я прибыл в эту страну, я воюю главным образом с трусливыми христианами.