Иерусалим: Один город, три религии

Когда Эгерия прибыла в Иерусалим, самодеятельные экскурсии по святым местам уступили место участию в богослужебных ритуалах, посвященных событиям жизни Иисуса, его смерти и воскресению. В тщательно продуманных и организованных шествиях к назначенным местам участвовали все члены христианской общины, «даже малолетние дети» (Эгерия 36). Эгерия пишет об огромных толпах, заполнявших церковные дворы на Голгофе и вытекавших на улицы города. 14 сентября город заполнялся до предела монахами и монахинями из Месопотамии, Сирии и Египта, прибывавшими на восьмидневный праздник Обновления в честь освящения построенного Константином Нового Иерусалима и обретения Креста императрицей Еленой. По времени он приблизительно совпадал с еврейским праздником Суккот, т. е. годовщиной освящения Храма Соломона, которое христиане трактовали как предзнаменование грядущего более славного события. Участники церемоний в то время должны были обладать отменным физическим здоровьем и недюжинной выносливостью: требовалось не только петь подобающие гимны и слушать проповеди, а день и ночь оставаться на ногах, переходя от одной святыни к другой. Во время празднования Рождества, начинавшегося 6 января и продолжавшегося неделю, каждую ночь происходили торжественные шествия из Вифлеема в Иерусалим. К гробнице Христа, которую теперь окружала недавно законченная ротонда Анастасис, процессия прибывала лишь на рассвете, и едва передохнув, верующие направлялись на четырехчасовую праздничную службу. В праздник Входа Господня в Иерусалим христиане собирались после полудня на службу в Елеонской базилике на Масличной горе, оттуда пешком шли вниз по склону, через долину Кедрона и затем в город. Епископ Кирилл ехал позади процессии на осле, как Иисус при входе в Иерусалим, дети размахивали пальмовыми и оливковыми ветвями, а верующие распевали гимны, «припевая постоянно: "Благословен грядый во имя Господне"» (Эгерия 30). Процессия, как рассказывает Эгерия, двигалась медленно, чтобы люди не выбивались из сил, и в Анастасис прибывала только к ночи. Особенно утомительным в физическом плане было празднование Пятидесятницы. После обычной воскресной литургии, причастив верующих, Кирилл отправлялся с ними в Сионскую базилику, чтобы именно там отпраздновать сошествие Святого Духа, «ибо само место находится на Сионе» (Эгерия 43). Затем верующие ненадолго расходились по домам, подкрепившись, поднимались на вершину Масличной горы почтить память великого события Вознесения, а оттуда медленно шли в город. По дороге процессия останавливалась на вечерню в Елеонской базилике, еще на одну вечернюю службу в Мартириуме Константина и, наконец, возвращалась на Сион, откуда народ расходился уже поздно ночью.

Церемонии праздничных богослужений не могли не наложить отпечатка на христианский опыт. До их установления христиане не проявляли особого интереса к перипетиям земной жизни Христа. Его смерть и воскресение трактовались как элементы единого откровения, как мистерия, указывающая путь, каким человек через Слово сможет сам вернуться к Богу. Новая литургия благоприятствовала тому, чтобы все христиане – монашествующие, священнослужители, миряне и паломники – в течение довольно длительного времени сосредоточивались помыслами на каждом отдельном эпизоде жизни Иисуса. Например, на предшествующей Пасхе Страстной неделе верующие шаг за шагом повторяли путь Иисуса и слушали зачитываемые к месту фрагменты Евангелия – о предательстве Иуды, о Тайной вечере, об аресте Иисуса. Это оказывало на верующих исключительно сильное эмоциональное воздействие. По словам Эгерии, когда христиане, собравшиеся в Гефсиманской церкви, слушали «то место из Евангелия, где взят Господь», над толпой стоял такой «крик и стон», что его, наверное, было слышно даже в городе (Эгерия 36). Верующие с новой силой проникались симпатией к Иисусу-человеку, день за днем страдали вместе с ним и глубже постигали смысл этих страданий для Иисуса. Евсевий, как мы помним, призывал христиан не придавать чрезмерного значения образу человека, в которого временно воплотилось Слово Божие ради недолгого пребывания в земном мире; иерусалимская литургия IV в. исходила из прямо противоположного представления: христианам следовало сосредоточить внимание именно на человеческой природе Христа. С самого основания Константином Нового Иерусалима святыни Голгофы и Гроба Господня находились рядом, и верующие, каждый день приходившие к ним, сначала шли в церковь Анастасис, а потом – к тому месту, где совершилась казнь. Постепенно Распятие приобретало в их сознании статус отдельного значимого события с собственным смыслом. В Страстную пятницу верующие, в соответствии с обычаем, по одному подходили к маленькой часовне позади скалы Голгофы и целовали Животворящий Крест. Если Евсевий никогда не выказывал особого интереса к распятию Иисуса, то теперь христиане, испытывавшие во время празднеств мощный эмоциональный подъем, обращались мыслями именно к человеческой ипостаси Бога, размышляли, чем была смерть для воплощенного Слова.