Иерусалим: Один город, три религии

Еще во время осады Иерусалима римлянами рабби Иоханан бен Заккай, фарисейский законоучитель, пользовавшийся огромным авторитетом и уважением, сумел выбраться из обреченной столицы. Ученики распустили слух о его смерти и вынесли за пределы Иерусалима в гробу. Подобно другим фарисеям, бен Заккай всегда неприязненно относился к революционному экстремизму зелотов и осуждал массовое самоубийство повстанцев в 73 г. в крепости Масада, которое они совершили, чтобы не склониться перед властью Рима. Благодаря своим умеренным взглядам бен Заккаю и его единомышленникам удалось сохранить доверие Рима после уничтожения Храма. По преданию, законоучитель обратился к самому императору Веспасиану и испросил разрешение основать школу, где бы иудеи могли изучать Закон и молиться: это, уверял он, будет духовный центр, а не рассадник революционной смуты. Просьба была удовлетворена, и в городе Явне на берегу Средиземного моря открылась иешива – высшее религиозное учебное заведение, где бен Заккай вместе с другими законоучителями-раввинами, многие из которых в свое время служили священниками в Храме, приступил к созданию нового иудаизма. Лишившись в 586 г. до н. э. Первого Храма, иудеи нашли утешение в изучении Торы. Теперь в иешиве Явне и других подобных духовных учебных заведениях, появившихся в Палестине и Вавилонии, раввины, вошедшие в историю как таннаи, начали работу по кодификации складывавшегося веками Устного закона. Итогом их трудов был кодекс, получивший название Мишна. Мишна стала для евреев новым Иерусалимом, позволяющим им ощутить божественное Присутствие, где бы они ни находились. Раввины учили, что всякий раз, когда иудеи соберутся для совместного изучения Торы, среди них воссядет Шехина – Присутствие Бога (Ялкут Шимони, Шир га-ширим 1:2). Многие законы касались храмового ритуала, поэтому по сей день евреи, изучая их, мысленно воссоздают образ утраченного Храма и в этом образе снова обретают ощущение божественного, когда-то заключенного в Двире. Когда таннаи завершили свой труд, законоучители следующего поколения – амораи – комментировали толкования таннаев. Так появился Талмуд, который сохранил эти раввинистические дискуссии о Торе и донес их до наших дней, преодолевая барьеры времени и пространства. Напластования комментариев и толкований стали как бы стенами символического Храма, окружающими Божественное Присутствие, и можно приблизиться к Богу, изучая священные тексты.

Выстраивая здание нового иудаизма, раввины подчеркивали также, что теперь милосердию и состраданию предстоит заменить прежние жертвоприношения животных.

Однажды, когда рабби Иоханан бен Заккай покидал Иерусалим, за ним следовал рабби Иегошуа, и они увидели Храм в руинах.

«Горе нам! – воскликнул рабби Иегошуа – разрушено место, где искупались грехи Израиля!»

«Сын мой, – отвечал рабби Иоханан, – не печалься. У нас есть другой способ искупления, равный Храму. И что это? Это деяния милосердия и любви, ибо сказано: "Милости хочу, а не жертвы"»[42].

(Авот де рабби Натан 6)

Деятельное сострадание исстари считалось непременным спутником сионского культа, теперь же милосердным деяниям предстояло сделаться единственным способом искупления грехов Израиля. Эта идея была абсолютно новой для своего времени – в Древнем мире религиозный культ казался немыслимым без той или иной формы жертвоприношения. Но поскольку Храма более не существовало, раввины учили своих соплеменников видеть Божественное в ближнем. Некоторые из них высказывали мнение, что мицва «Люби ближнего твоего как самого себя» (Лев 19:18) есть «величайший закон Торы» (Сифра 19:8). Всякое преступление против другого человека объявлялось равносильным отрицанию самого Бога, который создал людей по своему образу и подобию. Убийство, таким образом, было не просто нарушением закона, а святотатством (Мехильта 21:73). Бог на заре времен создал одного-единственного человека, чтобы показать нам, что всякий, кто отнимет одну человеческую жизнь, заслуживает такого же наказания, как за уничтожение целого мира. И наоборот, кто спас одну душу, тот спас целый мир (Санхедрин 4:5). Унижать кого бы то ни было, даже язычника или раба, значит уничтожать образ Божий (Бава Мециа 58Б). Евреи должны понять, что всякий их контакт с другим человеком есть встреча со священным. Теперь, когда исчезла возможность соприкоснуться с Богом в священном пространстве Храма, следует находить божественное в ближних. Фарисеи всегда говорили о важности милосердия, но, как мы уже упоминали в предыдущей главе, утрата Храма помогла им совершить переход к более «человеческой» концепции священного.