— Герцогиня! — властно крикнул он. — Не забывайте, что играете со смертью, что… я не всегда буду в вашей власти…
Он не кончил: внезапное удушье сжало ему горло, железное кольцо неожиданно охватило виски. Он почувствовал невыразимые страдания, тысячи раскаленных игл обожгли его лицо и тело, вонзились в мозг. Иезуит тотчас же понял ужасную истину, да и нетрудно было догадаться.
Он попробовал поднять над девушкой угрожающий кулак, но упал на стул, бормоча жалобным голосом:
— Я отравлен…
— Вы не ошиблись, отец мой, — заметила с величайшим хладнокровием Анна. — Я не хотела оставить этот свет, не отомстив в последний раз; я не хотела, чтобы какой-то гнусный монах мог бы похвастаться после нашей смерти, что произнес над нами приговор и заставил нас умереть… потому что мы сами приговорили себя к смерти, преподобный отец…
Молния блеснула в глазах отца Еузебио, и умирающий иезуит нашел в себе силы, чтобы воскликнуть:
— Приговорили себя к смерти?..
— Да, именно, так, — сказала Анна; дивное спокойствие и нечеловеческое величие осветило ее чело.
— Я думаю, что невозможна жизнь под ударами иезуитского ордена: что такая лютая ненависть рано или поздно должна была стоить нам жизни, что мы пали бы в разное время и после тысячи терзаний; а потому я и решила сделать то, что и сделала своими собственными руками; я налила яд себе и своему возлюбленному, и мы скоро умрем… Но после того, как насладимся твоей смертью, подлый монах!
— Ты сделала это! — воскликнул Санта Северина, бросаясь к ней.
Но ни в этом движении, ни в словах, ни в лице кардинала ничто не выражало ни малейшего упрека. Напротив, одной мысли о той жертве, которую принесла ему Анна, было достаточно, чтобы забыть о той, какую она от него требовала. Разве умереть таким образом не стоило тысячи жизней?..
Анна поднялась, чтобы бросить оскорбительные слова в лицо иезуиту, и упала на стул. Ее прекрасное лицо начинало изменяться под влиянием мучительной агонии последних минут.
— Поди сюда! — прошептала она, протягивая руки к своему возлюбленному. — Поди сюда!..
Санта Северина подошел к ней, шатаясь, как пьяный, поднял на руки легкое тело девушки и с бесконечной нежностью опустил его на диван. Потом сел возле нее, но вскоре уронил голову на ее колени и закрыл глаза под влиянием какого-то оцепенения, не лишенного некоторой приятности.
Тяжелое дыхание влюбленных вскоре прекратилось, и стало ясно, что жизнь иссякла в их телах. Тогда отец Еузебио, уже корчившийся в мучительных судорогах агонии (так как его доза была гораздо больше, нежели количество, выпитое двумя любовниками), бледный, с глазами, налитыми кровью, ртом, покрытым беловатой пеной, встал на ноги и сделал шаг к двери.
— Помогите!.. — прохрипел он угасающим голосом. — Помогите!..
Он не мог идти дальше и упал во весь рост, у ног двух прекрасных и смелых существ, которых сам же толкнул в пропасть.
— Кольцо!.. — шептали его губы. — Кольцо генерала!.. Я умру здесь, и оно попадет… Бог знает в чьи руки…
Прилив еще сильнейших страданий вырвал из его груди крик. Широко раскрытые глаза с выражением нестерпимой муки остановились на его жертвах, сладко уснувших сном блаженной смерти, тогда как он, их могущественный палач, ползал у ног их и корчился в ужасных мучениях.
Вдруг страшное сомнение потрясло его душу, сомнение в том, был ли он прав, поступая таким образом: не превысил ли он свои полномочия, не принял ли требование своего честолюбия за интересы веры и церкви?
— Боже мой! — прошептал он. — Если я ошибался!.. Если я просто убийца… Боже мой, подкрепи мою веру!.. И прости мне, Боже мой, мои прегре…
И он испустил дух.
XVIII
Вне гроба
В одно прекрасное зимнее утро мессир Каролюс ван Бурен, один из самых значительных негоциантов Амстердама, медленно и важно прохаживался по берегу канала, несущего на своих водах в столицу Голландии корабли и богатства всего света.
Хотя мессир ван Бурен и обладал огромной торговой флотилией, рассеянной по всем четырем частям света, но в эту минуту он не ожидал ни одного из своих кораблей. Тем не менее добрые обитатели фламандского города, все до единого знавшие его, нисколько не удивлялись, видя его прохаживающимся в этот час и в этом месте. Дело в том, что мессир ван Бурен не был человеком обыкновенным. Если бы он ограничился только тем, что был миллионером, то его не считали бы особенно важным лицом, так как в соединенных провинциях, несмотря на жестокую войну с Испанией, или скорее именно благодаря этой войне, миллионы встречались чаще, нежели в какой-либо другой стране на свете, и состояния в тридцать, сорок, пятьдесят миллионов встречались там довольно часто. Но, кроме бочонков, наполненных золотом, Каролюс обладал еще одним важным достоинством. Достоинства этого тем сильнее добиваются и тем более завидуют, потому что оно дается не по приказу короля или министра, но по свободному выбору граждан.