Ифе и голос из саркофага (СИ)

   Не пригласил жреца, когда пришло время родить наложнице. И некому было облегчить путь новой души в мир, отогнать демонов, которые встали поперёк него. Наложница покричала и замолкла. Сначала умер ребёнок в её животе, потом на его следы в мире - страшную вонь и вытекающую из матери жидкость - слетелись злобные духи. Через пять дней испустила дух и наложница. В её покоях ещё долго пахло смертью, поэтому их заколотили.

   Эбо и Нефтида разодрались из-за того, кому тратиться на похороны бедняжки. Вышло, что Эбо должен облегчить карман, потому что умерший плод приходился ему племянником. А ответить пришлось за дурное настроение пришлось Ифе. Эбо исхлестал его плетью и бросил в крохотный пруд около дома.

   Ифе вылез из воды и долго не решался войти в дом, пока одна из рабынь не пожалела его и не привела на кухню, где ребёнку дали тёплого молока с мёдом, а потом уложили в кладовой на ларь с зерном.

   Нефтида не обмолвилась о сыне. Она всю ночь мирилась с Эбо так, что у деревянной лежанки сломались ножки.

   В перерывах между порывами страсти она, ещё содрогаясь от наслаждения, слышала за стеной чьи-то тяжёлые шаги. Но что ей эти шаги? Весь мир для неё сосредоточился внизу живота. Видно. И вправду там свил гнездо демон.

   Ифе из двери кухни видел, как что-то огромное, тяжко переваливаясь, обошло вокруг дома и застыло возле покоев матери. Утром он сразу же кинулся смотреть на щебень и песок возле стен. Рытвины были ничего себе, по колено провалиться можно.

   А ещё Ифе осмотрел саркофаг - он тоже был в песке и щебне.

   Вот это да! Значит, душа покойного Нусепта не может проплыть через царство мёртвых к месту суда, застряла где-то и пришла к дому, откуда его тело вынесли бездыханным!

   Ифе кинулся к доброй рабыне и всё ей рассказал.

   Иссиня-чёрная рабыня погладила ребёнка по вихрам и прижала палец ко рту:

   - Никому не говори. Это опасно.

   А потом Ифе слышал, как она советовалась с самой старой служанкой в доме:

   - Нусепт по одному заберёт всех в царство мёртвых. Он недоволен, что его место занято толстяком Эбо. Если муж госпожи первым не помрёт, нам беды не миновать.

   Ифе был бы не против, если бы Эбо умер. Когда он о нём думал, на его плечах горели следы плётки. О, если б он знал, как громогласно отзываются мысли в царстве мёртвых, он бы задавил их, как ядовитую многоножку, которая, забравшись в жилище, может умертвить целую семью!

   А тогда Ифе поплёлся к саркофагу в надежде, что его отец поговорит с ним. Но он не сказал ни слова - видимо, из-за бальзамирования. Ифе присел рядом, вдыхая запах разложения, перемешанный с ароматами смол, битума, масел и древесины сикоморы. Возле огромного ящика он заметил холмик из крупных песчинок, усеянный крошечными норками.

   Ифе взял соломинку и сунул в одну из них. Холмик словно зашевелился, соломинку кто-то потянул внутрь.

   И вот тут-то раздался голос Нусепта, который Ифе не слышал уже давно:

   - Какой ты глупец, Ифе. Теперь я точно знаю, что ты не мой сын. Мой ребёнок был бы умнее и ни за что бы не стал бы дразнить ядовитых муравьёв шизеле. Вот если бы ты собрал их в коробочку, которых полно у твоей нечестивой матери, а потом высыпал на одежду брата Эбо, тебе бы не пришлось вздрагивать от каждого его шага, от каждого звука его голоса.

   - Я не вздрагиваю! - сказал Ифе и на всякий случай оглянулся. Потом продолжил: - А как собрать ядовитых муравьёв? Они же укусят!

   Он помнил, как добрую чёрную рабыню ужалил скорпион и её рука стала напоминать бревно. А на ней раскрыли ротики язвы, которые плескали зеленоватым гноем. От гноя, попавшего на неповреждённую кожу, вырастали новые язвы. Мать этой рабыни, ныне покойная, собирала гной, смешивала с порошками и отварами. А потом заставляла дочь выпить отвратительно вонявшую жидкость. Зато рабыня быстро поправилась.

   Но в мире нет противоядия при укусах шизеле - это Ифе знал тоже.

   Раздался глухой стук о крышку - это вознегодовал Нусепт.

   - Шизеле очень умны, они нападут стаей и искусают тебя прежде, чем ты отловишь хотя бы одного. Используй приманку, коробку...

   Из саркофага не донеслось больше ни одного звука, хотя Ифе не ограничился одним вопросом.

   Мать не пустила Ифе в свои покои - там отдыхал Эбо. Она отослала сына на кухню, чтобы рабыня подала ей с Эбо душистого пива.

   Ифе выполнил приказ, а потом решил пробраться в покои наложницы. Прошло много времени со дня её смерти, но из-за расписанных маками и лотосами дверей по-прежнему пахло смертью. Ифе уселся у косяка и стал медленно вдыхать запах.

   Торопливо прошли служанка с маленькой дочкой и добрая рабыня. Они закрывали половину лица краем одежд.

   - Ифе! Как ты можешь здесь находиться? - воскликнула служанка. - Что тебе здесь нужно?

   Ифе не нашёлся, что ответить, и поэтому вздёрнул подбородок, а глаза под прямыми бровями, так похожими на материнские, презрительно прикрыл длинными ресницами.

   Он видел, как внимательно посмотрела на него чёрная рабыня, прежде чем пройти на галерею за циновками. В свою очередь, когда женщины выходили, он показал девочке сласть - шарик из жареной муки, мёда и орехов, покрытый глазурью. И тут же спрятал его за пояс.