Читаем Игнатий Лойола полностью

Иниго замялся. Сказать: «В Иерусалим» — вдруг показалось ему верхом тщеславия.

   — В Рим, — ответил он.

   — Ты стремишься попасть в этот сомнительный город? — огорчилась она. — Да какая там польза для духа, один разврат! Нет! Я не хочу помогать в таком путешествии.

   — Хорошо. Спасибо, — кротко ответил он. Сеньора смягчилась.

   — Тебе трудно ходить. Я знаю людей, которые тоже хотят посетить Рим. Подожди, я пошлю за ними. Вы познакомитесь и пойдёте вместе.

   — Спасибо, но... нет! — в голосе его появилась твёрдость. Сеньора так удивилась, что даже перестала ощипывать у цветов лишние усики.

   — Ты такой гордый?

   — Гордый? — задумчиво, будто пробуя слово на вкус, повторил Иниго. — Да нет, думаю, дело в другом. Если я возьму кого-нибудь в спутники, то буду надеяться на его помощь в трудных ситуациях. А мне бы хотелось надеяться только на Бога.

   — Тогда иди один, — сказала дама немного раздражённо, — и мой тебе совет: когда приходишь просить — не веди себя так независимо. Людям твоего круга это не пристало.

«Интересно, к какому кругу она меня приписала? — думал Лойола, постукивая посохом по булыжнику барселонских улиц. — Ну что ж, пойдём, проверим её совет на капитанах. Денег-то по-прежнему нет».

В порту покачивалось на волнах три больших корабля и несколько маленьких. Иниго начал свою проверку с больших, заодно выяснив: прямого сообщения со Святой землёй по-прежнему нет, и плыть нужно до Италии. На всех трёх суднах ему отказали в бесплатном проезде, в одном месте даже чуть не побили. Не смутившись этим, он двинулся проверять прочие судёнышки, но нигде не находил понимания. Когда остался последний кораблик, покачивающийся у самого причала, паломник занервничал, но сказал себе: «Такая, значит, твоя вера?» После чего успокоился и с большим трудом по неудобной лесенке взошёл на палубу.

   — Мне всё равно, я пустой иду в Гаэту, — жуя вяленый инжир, отозвался капитан. — Давай. Мешок сухарей только притащи.

Лойола ковырнул посохом трещину в палубной доске.

   — Я же просил о бесплатном проезде. Где я возьму тебе сухари?

   — Мне они не нужны. Это твоё пропитание, чудак-человек!

   — Ах, для меня! — обрадовался Иниго. — Так я могу не есть целую неделю! А там плыть-то, пожалуй, меньше.

   — Может, меньше, а может, и больше, — капитанская ручища, покрытая сетью цветных pintados, захватила из корзинки целую горсть инжира. — Нет. Без сухарей не возьму. Куда потом труп девать? В воду как-то вроде не по-христиански, а возиться мне некогда.

Озадаченный, Лойола спустился на сушу. Его начали одолевать сомнения. Если Богу действительно угодно это паломничество — почему Он посылает столько трудностей? Теперь ещё надо добывать эти сухари! Добыть-то Иниго при желании мог много чего, если б не эти сомнения. Он пошёл в собор Святого Креста и Святой Евлалии и попросил у тамошнего священника совета насчёт сухарей.

   — Сын мой, — сказал тот, — твой вид и так весьма болезнен. Не отказывайся от еды.

   — Но если моё паломничество угодно Богу, почему Он не снабдил меня всем необходимым? — спросил Лойола.

   — Не искушай Господа Бога твоего, — строго ответил священник и ушёл, плотно закрыв за собой дверь сакристии. Иниго же радостно выскочил наружу и принялся просить милостыню прямо на площади, мощённой серыми, под цвет собора, камнями.

Он воздевал руки, будто стремясь обнять солнце. Ходил взад-вперёд, объясняя всем, что ему нужно на небольшой мешок сухарей и ни монетой больше.

Как всегда, ему подавали охотно. Он быстро собрал себе на сухари. После их покупки осталось ещё пять монет. Иниго оставил их на скамье в соборе, а сам снова поспешил на пристань. Вовремя. Заботливый капитан уже готовился отчаливать. Иниго закричал, потрясая мешком с сухарями.

   — Чего орёшь? — отозвался моряк. — Залезай.

На палубе обнаружилось ещё несколько пассажиров. Трое мужчин и пожилая женщина с сыном. Одежда на последних была довольно богатая, но совершенно пришедшая в негодность. Мать даже носила аристократический вердугос, поистёршийся до такой степени, что каркас кое-где вылез наружу. На голове сына низко сидела полуистлевшая шляпа с широкими полями, почти скрывающими лицо.

Лойола сел на скамью и поднял взгляд на мачту. Оглядел снасти, представив себе выбленки ступеньками небесной лестницы. Мысленно прочитал «Душу Христову». Мимо пробежал матрос, крича что-то рулевому. Иниго закрыл руками уши. Зажмурил глаза и долго сидел, пытаясь совершить испытание совести.

Резкий порыв ветра разорвал затягивающую паутину размышлений. Вскочив, паломник глянул за борт. Корабль давно покинул гавань. Береговая линия виднелась отчётливо, но домики различались уже с трудом. Ветер крепчал, откуда-то наползли кудлатые серые тучи.

Он перевёл взгляд на палубу. Юноша в шляпе стоял неподалёку, держась за мать. Было в нём нечто неуловимо особенное. Внезапно Лойолу осенило. Он подошёл к ним и прошептал на ухо матери:

   — Девица?

Пожилая женщина вздрогнула, затравленно озираясь, и призналась, также шёпотом:

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары