Игнатий Лойола

Он быстро ушёл, припадая на ногу и постукивая посохом по палубным доскам. Женщина стояла, будто оглушённая. Каждое слово незнакомца впечаталось ей в душу, хотя он говорил с акцентом и неправильно строил фразы.

Поговорив с дамой, Иниго отправился в каюту с парусинными гамаками. Кроме него и немцев там готовилось ко сну ещё некоторое количество паломников. Большая часть коек пустовала. Многие, планировавшие попасть в Святую землю на губернаторском корабле, вернулись домой вследствие захвата турками Родоса. К тому же не способствовала путешествиям эпидемия чумы, всё ещё продолжавшаяся в Италии.

Из-за всех этих обстоятельств каюта для паломников стала весьма просторной. Не было нужды ютиться вдвоём на спальных местах.

Однако Лойоле не спалось от голода. Ворочаться с боку на бок в гамаке оказалось крайне неудобно, и он решил пойти побродить по ночному кораблю. Вышел на палубу. Полюбовался на звёзды и надёжно-ответственную фигурку рулевого. Отсырел под ночным небом и, дрожа, снова спустился в трюм.

Там тоже не спали. Коридор ярко освещался масляными фонарями, висящими на стенах. Из одной каюты слышались звуки мандолины. В другой кто-то, явно проигравшись в карты, возмущался и призывал кары небесные на головы других игроков. Всё это было так знакомо Иниго! Впереди в коридоре мелькнула дама, с которой он говорил на закате солнца. Теперь она облачилась в полупрозрачную воздушную кисею. Явно готовилась к бурной ночи.

Иниго остановился, трогая бесподобно гладкую обшивочную доску. Здесь, как и всюду на корабле, царила самонадеянная безнаказанная роскошь, обесценивающая его подвиги и прозрения. Опять он почувствовал себя всё тем же тринадцатым ребёнком в семье. Никаких перспектив. Теперь ещё и калека.

Мандолина зазвучала громче — это открылась дверь каюты. Иниго поморщился — одна из струн фальшивила. Вдруг бренчание оборвалось. Послышался быстрый разговор на каком-то из итальянских диалектов. Из каюты вышли двое мужчин — один плотный, бритоголовый, одетый в длинную белую одежду, напоминающую римскую тогу. Другой — совсем молодой, стройный, с блестящими чёрными кудрями. Он держал мандолину. Другой его рукой завладел бритоголовый, ощупывая от запястья до плеча, будто покупатель на рынке. Они не замечали Иниго, стоящего в тёмной части коридора.

Бритоголовый вдруг резко прижал юношу к стене...

Лойолу охватило бешенство. Не думая ни о сенаторе Тревизане, оказавшем ему услугу, ни о собственной безопасности, он вышел на свет и обрушился на этих двоих. На его гневную речь повыскакивали из других кают, в том числе моряки, забавлявшиеся днём у всех на виду с красоткой. Им досталась часть обличений, и они присоединились к числу желающих как следует проучить зарвавшегося паломника. Все обличённые были весьма нетрезвы и не собирались вести себя благородно. Дюжий моряк с серьгой и толстой золотой цепью, разя перегаром и изрыгая страшные ругательства, пошёл на Иниго с кулаками. Отчаянный баск не думал отступать, только перехватил посох поудобнее, а ноги сами встали в боевую позицию. Вдруг из дальней каюты выбежала дама в кисейных одеждах, с криком:

   — Не трогайте его, это божий человек!

   — Что? — прорычал разъярённый моряк. — Когда это ты успела узнать его? А ну иди сюда!

Он грубо схватил женщину за кисейный рукав. Вся сжавшись, она забормотала:

   — Ты что? Я не твоя жена, я могу... и потом, это совсем не то...

   — За те деньги, что мы тебе заплатили, ведьма! — от зверского рывка нежный рукав с треском оторвался, оголив плечо и руку, а дама ударилась о переборку. — Да я тебе все кости переломаю!

Отшвырнув несчастный рукав на пол, пьяный дебошир начал топтать его. Потом снова бросился к дрожащей женщине, но перед ней уже стоял Иниго с поднятым посохом. Поставленный удар боевого офицера не испортили два года физических страданий. Моряк отлетел вперёд по коридору, прямо под ноги своим товарищам. «Ого!» — сказал кто-то.

Верзила, поднявшись, мутно оглядывал Лойолу, будто только что увидел.

   — А... Жить, значит, тебе надоело...

Иниго снова занял выжидательную позицию. Дела его были крайне плохи. В одиночку и здоровому-то человеку против шестерых, хоть и сильно пьяных, сражаться нелегко. А он несколько месяцев пребывал на грани обморока, да ещё и одна нога короче другой и постоянно болела. Но сдаваться он не собирался, как и два года назад, в Памплоне.

Верзила между тем оторвал от переборки декоративную рейку и, размахивая ею, снова шёл на надоевшего всем паломника. Посох Иниго выписал в воздухе петлю. Деревяшка выпала из рук моряка, глухо стукнув по полу. Правую искалеченную ногу Иниго пронзила невыносимая боль. Забывшись, он неловко ступил на неё.

Остальным надоело оставаться зрителями. Все они, исключая юношу с мандолиной, который незаметно отступил за угол, жаждали драки. Моряки, тискавшие красотку днём, оказались быстрее прочих. Они бросились на Иниго и заломили тому руки.