Иголка любви

Роман гулял возле дома, было не особенно скучно, но и не очень весело. Он размышлял о разных вещах и наблюдал за прохожими. Не очень-то они ему все нравились. Вот в чем дело. Так и казалось, что люди ходят с закрытыми глазами, как будто они что-то хотят вспомнить на ходу и для того закрыли глаза, чтоб не отвлекаться на постороннее. Может быть, они хотят вспомнить, какими они были маленькими? Но зачем? Ведь они еще будут маленькими, значит, надо жить взрослыми с открытыми глазами. Все маленькие живут с открытыми глазами — встречаясь на улице, они обязательно смотрят друг на друга очень подробно, чтоб узнать, кто перед вами. Или может быть… Может быть, взрослым быть очень плохо и взрослые закрывают глаза, чтоб почти не быть, ждут, когда снова станут невзрослыми? Так Роман размышлял и немножко мерз, потому что все время стоял на одном месте, а не ходил, как говорила мама-Рита. Потом вышла верхняя бабушка, которая приходит к ним за содой, и пошла мимо Романа. В магазин, потому что с сумкой с бутылками из-под молока.

— Здрасьте, — сказал Роман ей вслед.

Она почему-то вернулась.

— Здравствуй, Роман, — сказал бабушка. — Гуляешь?

— Гуляю, — сказал Роман.

— Давно? — спросила бабушка.

— Давно, — сказал Роман.

— Ну гуляй, — сказала бабушка. — Только не мерзни. — И пошла себе потихонечку в магазин. Дзинькает бутылками. Идет себе.

Некоторые старики похожи на детей, потому что тоже на все смотрят. Как вот эта бабушка. С ними можно поговорить. Он, Роман, когда вырастет, всегда будет на всех смотреть. Потому что интересно же. Он не хочет, чтоб у него было такое лицо, будто он спит на ходу. Он вообще не любит спать. Он всегда со скандалом укладывается спать, так мама-Рита говорит — «со скандалом». И мама-Рита, чтоб он спал, рассказывает ему сказку. Странные эти взрослые, они рассказывают сказки так, будто хотят скорее отделаться от них, от сказок. Но Роман знает, мама-Рита любит одну сказку про лисичку со скалочкой. И он просит, чтоб она рассказывала ему эту сказку, и когда лисичка говорит: «Пой, девочка!» — мама-Рита первая начинает смеяться. Потому что там, в мешке, не девочка, а собака. Роман ее любит, свою маму-Риту. Только она не знает, что у них есть еще мама, главная, которая все может, и чтоб дядя Витя не приходил, и чтоб Марек после дежурства не уставал, и чтоб у Романа выросли усы, на радость маме-Рите.

Верхняя бабушка вернулась из магазина и снова остановилась возле Романа.

— Гуляешь? — снова спросила она.

— Гуляю, — так же ответил Роман.

— Не мерзнешь?

— Не мерзну.

— Почему нос красный? — рассердилась бабушка, и Роман испугался, что она станет кричать. И он немного отошел от нее.

— Иди домой, — сказала бабушка.

— Нет, — сказал Роман, потихонечку отходя.

— Почему? — спросила бабушка, а сама идет за ним.

И Роман поколебался, но все-таки сказал:

— Там пока дядя Витя сидит, я пока пережду.

Верхняя бабушка не знала, кто такой дядя Витя, и Роману очень хотелось сказать эти слова, которые он часто слышал о маме и дяде Вите — «у них ничего такого нет». Но он не знал, нет ли? Потому что, когда твою маму так мучают, это не значит, что ничего такого нет, а как раз наоборот — очень даже есть. Но он все-таки сказал:

— У них ничего такого нет, — сказал Роман, глядя в глаза верхней бабушке.

— Ты думаешь? — спросила бабушка.

— Не знаю, — сказал Роман, — наверно, думаю.

И бабушка вздохнула. И Роман вздохнул.

— Пойдем к нам, — сказала бабушка.

— А что у вас есть? — спросил Роман.

— У нас есть Маша, — сказала бабушка.

Роман помолчал. Он не знал, интересно это или нет.

— Ее к нам привезли недавно, — сказала бабушка. — Она пока будет у нас жить.

Но и этого было мало.

— Она как ты, — сказала бабушка. — Она на годик только меньше. Она хорошая. У нее книжки есть.

— Ну ладно, — сказал Роман. — Пойдем.

И они пошли себе потихонечку, бабушка карабкалась вверх (она жила на пятом этаже), а Роман висел на ее сумке, и они останавливались на всех площадках, перевести дух, и беседовали о том о сем.

Вообще-то он согласился из вежливости, он не любил девочек. Вообще-то он их любил, но не играл с ними. Он с ними потому не играл, что тогда все начинали драться, другие пацаны и сами девочки. И больше всех дрался он, он всех побеждал, и ему всегда разбивали что-нибудь за это. И воспитательница откачивала его и отмывала и отскабливала и боялась показать маме-Рите, а мама-Рита ругалась на всех. Поэтому он только издалека смотрел на девочек, а с пацанами вообще дрался. Он был драчун.

— Я вообще-то драчун, — предупредил Роман.

— Ну уж ты с нашей-то Машей не дерись, — попросила его бабушка.

— Посмотрим, — сказал Роман.

— Ну, вот наша Маша, — сказала бабушка, запуская его в комнату. — А этот мальчик Роман из нашего подъезда. Давай, Роман, снимай свою шубу, сейчас будем есть пирог.

— Вот эта Маша? — сказал Роман. — Да? Вот эта ваша Маша?

— Да, я Маша, — сказала Маша.

И они стали смотреть друг на друга, как только умели. И ни разу не отвели взгляда, пока всё не увидели.

— Какая лохматая ты, — сказал Роман, — как я.

— Нет, я не такая, — обиделась Маша. — У меня скоро косы.