Игорь и Милица

Следом за пушечными выстрелами, за гулом и треском разрывающихся снарядов, засвистела, завыла шрапнель, затрещали пулеметы, зажужжали пули. В прояснившейся дали, в первых проблесках рассвета то и дело теперь вспыхивали огни… Бело-розовые облачка австрийской шрапнели поминутно взлетали к небу над русскими окопами.

Смелее, ярче наметилось утро. А вместе с ним сильнее загремела канонада неприятельских батарей. Снова задрожала земля от непрерывных громыханий пушек. Чаще, нежели накануне, тяжело шлепались снаряды впереди и сзади русских окопов, засыпая их градом осколков. Иные попадали по назначению, всюду сея гибель и смерть, десятками и сотнями выводя людей из строя. Серые, скромные герои умирали геройски под адский гул рвущихся гранат, под треск пулеметов и рев шрапнели. Все чаще и чаще появлялись теперь санитары с носилками и выносили из окопов раненых и убитых. Стоны страдальцев непрерывно заглушались адским гулом пальбы и ружейного треска.

Игорь, бледный, нахмуренный и сурово сосредоточенный, с крепко стиснутыми зубами, перебегал от одной группы солдат к другой, всюду поспевая, всюду оказывая помощь.

- Испить бы малость… - просит вспотевший в непрерывной работе стрелок, утирая левой рукой пот, обильно струившийся с лица, a правой пристраивая винтовку на валу окопа.

Едва дослушав последнее слово, Игорь захватил находившийся тут же чайник и помчался к канаве, наполненной дождевой водой; почерпнув ее, он вернулся в окоп и подал воду солдатику.

- Спаси тя Христос, паренек. Истинно ублаготворил душеньку, - духом осушая чайник, поблагодарил тот.

- Заряди-ка запасную, дите, - просит другой, протягивая ему винтовку.

С тем же сосредоточенным лицом юноша под тучей жужжащих над его головой пуль заряжает ружья. И среди всей этой непрерывной горячки, работы в пекле самого ада, в соседстве смерти, он не перестает думать о Милице ни на один миг.

Разнося питье и патроны, заряжая ружья, помогая перевязывать раны, юноша томился непрерывной мукой страха за участь раненого друга. ехать к ней сейчас нечего было и думать: пули тучами носились над полем; тяжелые снаряды неприятельских гаубиц то и дело ложились здесь и там, вырывая воронками землю, осыпая дождем осколков все пространство, отделяющее два неприятельских отряда один от другого.

Да к тому же не на чем было и ехать теперь.

Венгерец, разнесенный на части шальной шрапнелью, давно уже исчез с лица земли. Пробираться же медленно ползком под этим свинцовым градом взяло бы немало времени. Теперь же каждая минута была дорога. A между тем раненая и беспомощная Милица могла уже давно умереть. - «Я виноват, я виноват. И буду виноват один в ее гибели. Потому что, сам толкнул ее, слабую девушку, на этот тяжелый боевой путь. И нет мне прощения», терзался ежеминутно бедный юноша. Да и не одного Игоря тревожила участь его друга.

Солдаты то и дело, несмотря на горячку боя, осведомлялись о втором «дите». Онуфриев, тот несколько раз заставлял повторит Игоря рассказ обо всем происшедшем с «младшеньким» разведчиком», как он называл иногда Милицу или Митю Агарина, и этими расспросами еще более бередил душу Игоря. Чтобы забыться хот немного, юноша хватал винтовку, проворно заряжал ее и посылал пулю за пулей туда, вдаль, где намечались при свете молодого утра синие мундиры и металлические каски немцев, соединившихся с их верными союзниками.

***

A бой все разгорался с каждой минутой…

- Эй, братцы, тяжко… - срывается где-то близко, совсем близко по соседству с Игорем, и молоденький, безусый солдатик валится, как подкошенный, выронив из рук ружье.

Игорь бросает винтовку и стремительно кидается к раненому. Быстрыми, ловкими руками открывает он походную сумку стрелка, достает из нее пакет с перевязочными средствами и живо делает перевязку, предварительно взрезав рукав рубахи, прикрывающей окровавленные лохмотья того, что за минуту до этого носило название человеческой руки. Потом бежит разыскивать санитаров, сдает им раненого и снова возвращается на свое место. И снова хватается за ружье… О, сколько времени пройдет, пока не окончится эта неравная борьба наших чудо-богатырей с вдвое сильнейшим врагом и он получит возможность отправиться туда, где его ждет раненая Милица… Бедная детка! Вероятно она думает, что он, Игорь, или сам погиб, или вовсе забыл и думать про нее в пылу, в горячке сражения. Ведь непрерывный гул пальбы наверное разбудил ее. Ах, если бы она могла знать и ведать, в каком аду кромешном он находится сейчас!

И как бы в подтверждение его мыслей где-то рядом, совсем близко, за окопом с оглушительным треском разрывается снова тяжелый снаряд, и тысяча осколков взлетает на воздух. Густой черный дым на время застилает все кругом. Когда он рассеивается, Игорь видит: глубоко в землю уходит воронко образное отверстие, вырытое снарядом; ближайшие деревья выворочены с корнями… Камни, находившиеся на краю окопа, с силой отброшены дальше. Кто-то глухо стонет подле, и четыре изуродованные человеческие тела слабо барахтаются на земле… На плечо потрясенного Игоря опускается загрубелая, мозолистая рука Онуфриева.