Игра

Нет, хуже, моя красавица, когда он вернется, я буду ласково принимать твоего Феликса в доме, пока ты не родишь. А потом я удавлю твоего любимчика сзади, твоим же чулком и целую неделю заставлю тебя спать рядом с разлагающимся трупом.

Когда он вернется.

Весопляс и еще пятеро выживших вернулись в Ньюкасл через месяц.

- Король умер. - целуя край платья королевы- матери прохрипел Весопляс - пятеро рыцарей, заросших, как каторжники с глухим мужским воплем опустились на колени, кровавая корка делала их подобными мертвецам.

- Как это произошло? - безучастно спросила старуха.

Весопляс рассказал о бесконечном стоянии у крепости баронов де Клиффордов, о плескавшихся и горевших на ветру штандартах, о том, как толпа шотландских дикарей теснила англичан и в осажденной крепости, куда королевскую гвардию загнали, как в крысоловку. Не хватало еды и корма для коней, и кони падали и на телах солдат цвели синие струпы, от голода варили кожаные ремни и жарили крыс.

Король стоял под дождем на стенах и смотрел вниз, как безумный, в последнее время Весопляс таскал его за собой, подпирая плечом, отдавал свою порцию омерзительного хлебова, но король умирал, он стал харкать и мочиться кровью и гноем, но каждый день выходил на стены и смотрел в долину, немо и страшно.

Сам воздух натужно звенел от зудения гнусавых шотландских волынок, от расцвета игры, перебранки меж осаждающими и осажденными и крепкого запаха пота и спиртуозных паров, которым воняли шотландские тела.

В то утро ослабевший король вывел войска из замка Клиффордов, готовилась битва, ибо осада уже была невыносима.

Красный солнечный шар прожигал редкие облака и скоро выплыла неизреченная чистая синева небес.

Король смотрел через огонь на сражение в долине, держась за локоть Весопляса.

- Сын - медленно сказал он - мне нечем дышать. Отчего это?

- Вы хотите правды, ваше величество? - спросил Феликс, удивленный обращением “сын”.

- Да.

- Вы умираете. - просто ответил Весопляс и король с трудом различал его слезные глаза - и первые и вторые.

- Возьми мою корону, сын мой.

- Я не сделаю этого, король. Вы мне как отец, я не могу сорвать корону с коченеющего тела, пусть это сделают другие. Я слишком не люблю вас, отец, чтобы ограбить.

Эдуард сдавил плечо Весопляса

- Я испытывал тебя. Если бы ты согласился, я бы убил тебя тотчас. Но теперь я буду ждать тебя в аду или раю, как сына. А сейчас не мешай мне. Короли и волки не должны умирать от старости.

Тут Эдуард оттолкнул юношу и спокойно шагнул со стены.

Весоплясу показалось, что тело короля падает томительно долго, в переливах алого плаща и наконец грянулось, оплыло, смешалось с жидкой глиной и болезненным снегом. И было неторопливо, как на театре, покрыто алыми складками.

Весопляс медленно погребально затрубил в рог.

Бароны, пустившие было коней в гущу битвы, разом повернулись и набросились на труп Эдуарда, как черные крысы, ярились кони, шла грызня, и тело становилось землей под острыми копытами темных баронских лошадей.

Меньше чем через три часа англичане были разбиты, уцелевшие разбежались и встала у дверей замка Клиффордов глухая влажная тишина.

Шотландцы решили идти на Ньюкасл, вслед за варварскими отрядами скрипели закрытые повозки с крестами на пологах.

Весопляс, не стыдясь дорожной грязи стоял коленопреклоненный на мозаичных полах дворца и молчал.

Лжец, лиса, вор. Наверняка он сам столкнул старика с крепостных зубцов. И теперь, убив отца и сына, оплакивает их.

- Нет Эдуарда I, нет Эдуарда II, но может быть поможет Эдуард III, младенец… - прошептал Весопляс.

- Горе стране, где король-ребенок. - сказала королева-мать- оседлайте мне лошадь и вы, пятеро будете сопровождать меня. Что же до тебя, мальчик, я хотела бы видеть тебя своим пажом. В изгнании мне будет скучно без твоих песен. мне жаль будет твоего свежего молодого лица. Едем со мной.

- Я остаюсь. - ответил Весопляс.

- Тебе что-нибудь надо? Деньги, титул?

- Горячей воды, ножницы и чистую рубаху - ответил Весопляс.

Тем же вечером дворец опустел, как кладбище после Страшного Суда.

Лишь в угловом окне западного флигеля теплился огонек.

Всю ночь, ветреную, февральскую я бродил в бесконечных мокрых палисадах, косился на окно, оплетенное бледными плетьми плюща. Меня можно было принять за умирающего от любви, с непокрытой головой, бледного, больного.

Но мною двигала одна лишь ненависть.

Я подтянулся, зацепившись за черепичный подоконник ссаженными пальцами.

Я хотел увидеть его, преисполненным непотребства, рукоблудящего, сплетшегося в чудовищном соитии с каким-нибудь конюхом или вором.

Весопляс спокойно спал на лавке в молельной. Он был обнажен и нескромно прикрыт вытертой волчьей шкурой. Подле него догорал светильник.

По лицу Весопляса было видно, что ему не снится ничего.

Я поднял исписанный листок из его рук, прочел:

” Темнеют лица жен, трещат хребты мужей.

Счет хлеба - по зерну на плесневом ноже,

Путь голода, войны, терпения и боли.

В бесхитростных сердцах, грех юности безусой,

Родятся в год лихой великие безумства

Путь смелости, путь жалости, путь радости и Бога.

Встречает день слепой, река находит русло,