Я подлетел в воздух от мощнейшей ударной волны, которую послала в нас верещащая на уровне сирены Настя. И, умудрившись кое-как извернуться, рухнул не на спину, а на бок, больно приложившись о твёрдую почву плечом, но не задавив своим телом Лёшку. Та же участь постигла и Леру с Андреем. Благо, все отделались лишь незначительными синяками. После этого попытки убедить ребёнка прекратились.
Но проблема осталась: следующий час Лера со своим плаксивым грузом бежала так медленно, что отставала уже на метров пятьдесят: мы чуть было не потеряли её из виду. Тогда я принял решение и, сцепив зубы, взял Настю на руки: та, слава господству разума, не возражала.
И пусть Лера заметно прибавила в беге, теперь уже отставая лишь на считанные шаги, я же чувствовал себя всё хуже и хуже. Тяжесть ноши вдавливала меня в землю с такой силой, что последние часы я бежал уже не чувствуя ног, подстёгиваемый лишь чувством страха, который порой может сотворить из человека настоящего супермена.
Вот только ничто не вечно.
Я остановился, закинув голову и жадно хватая жгущий лёгкие огнём воздух, когда солнце уже окрасило горизонт алыми мазками, стремясь убраться с небосклона и выставить сменщика-ночь. Настя была поставлена на ноги, Андрей, остановившись рядом, чуть присел, опёршись руками о колени, а Лера так вообще повалилась на землю, хватаясь за горло и дыша так сипло, что я испугался, как бы она не выхаркала лёгкие...
Лёшка оглядывал нас с безразличной беспечностью.
Сколько мы пробежали? Тридцать километров? Больше... До МКАДа - рукой подать. Я уже начинал ощущать трупный запах проклятых некромантов. Да и кладбищ вокруг Москвы успело наплодиться... В общем, мы оказались в месте, абсолютно не пригодном для передышки. Но, взглянув на бледную, как смерть, Леру, я не смог заставить себя объявить продолжение марафона. Да и сам я, что скрывать, чувствовал себя не лучше, и не валился точно так же лишь потому, что вновь и вновь прокручивал в голове напутственные слова дядьки Степана: «Они не должны видеть твою слабость. Они должны свято верить, что ты - каменная стена, которая их укроет...». А если эта «стена» сейчас свалится без чувств, то на что можно рассчитывать? Но мышцы ног отказывались повиноваться, а всё тело будто кто-то часы колошматил палками: сложно было даже пошевелить пальцами.
- Нам туда... - вывел меня из ступора тяжёлый, с придыханием, голос Андрея, указывающего куда-то в сторону. - Я эти места знаю, вырос неподалёку. Там, дальше, Коренёвский карьер. Пляж. Можем там остановиться. Передохнуть.
- Карьер? С водой? - выдавил я из полу-онемевшего рта. - И что, пить можно?
- Да-а-а... почему нет то?! - хохотнул Андрей. И откуда у него на лишние эмоции только силы берутся? Мне вот казалось, что даже моргнуть не получится.
- Лере поможешь? - с надеждой спросил я, не решаясь сказать, что и сам на своих двоих боюсь не дойти.
Благо, Андрей кивнул и подошёл к охающей при каждом движении девушке, приподнимая её за локоток. А мне оставалось только покачать головой. Кто этот Андрей? Бывший спортсмен, что ли? Или он так поднаторел в выживании в одиночку, что может без видимых последствий преодолевать такие расстояния? Его лошадь то мы оставили на базе, так как всё равно в ней не было никакого смысла: уместить нас всех на себе она всё равно бы не смогла, и привлекла бы слишком много внимания своим запахом.
По мере того как мы шагали к карьеру (ну, кто шагал, а я хромал), я поневоле оглядывал окрестности. Жуть... Все дома, некогда составлявшие свой небольшой городок, снесены подчистую, на их местах - сплошь раскалённые долговечной магией воронки, от которых к небу тянулись тонкие полосы чёрного дыма. Жалкое зрелище. Лишний раз напоминающее о той беспросветной безнадёге, в которую канули мы, люди. Хюманы, чтоб его.
Даже небо здесь будто навечно затянуто чёрными и красными от исчезающего за горизонтом солнца тучами. Как, собственно, и над Москвой: говорят, магия Некрополиса поддерживает над городом бессменную пасмурную погоду, в угоду размножению своих умертвий и лучших условий для зиккуратов.
Как ни странно, Коренёвский карьер остался нетронутым прудом в окружении всего этого мрачного запустения. Его не разворовали на водяных элементалей маги, не высушили своими пушками космолётчики, не разворотили бомбами. Даже пляж вокруг пруда остался невредим, так что мне в каком-то смысле стало неуютно. Будто мы попали на крохотный островок-оазис среди бесконечной жестокой пустыни. И когда во тьме показывается проблеск света, ты начинаешь задаваться вопросом: а с чего такой подарок? А не закроет ли этот свет ещё более непроглядный клок тьмы? Меня всегда успокаивала стабильная серость жизни, и до дрожи пугали счастливые моменты. Наверное, боялся поплатиться за них чем-то ужасным.