Игра без правил

— Это я-то что здесь делаю?! — опускаю палочку, глядя на ЭТО — Это ты что здесь делаешь, в моей постели! Ты кто такая?!

— Я Лиза! — девчонка стыдливо обхватывает колени руками, прижимаясь к ногам голой грудью. Сидит, якобы закрывшись от меня ногами, стесняшка хренова! А то, что самое интересное поднятые колени не скрывают — это ей кажется пофиг. Мозгов не хватает понять!

— Откуда ты здесь? — осведомляюсь я, с трудом отводя взгляд от розовой попы этого гомо сапиенса женского рода.

— Вошла! — информативно рассказывает девица, которой на взгляд максимум лет девятнадцать, но скорее всего меньше.

— А почему голая сидишь? — задаю вопрос, который кажется совершенно глупым, и получаю такой же глупый ответ:

— А жарко! Мне теперь чего, испечься, что ли? Душ приняла, и отдыхаю!

— Игрок?

— Что? Какой игрок? Нет тут никакого игрока! — непонимающе хлопает глазами девушка, потом вскакивает с дивана, и прикрываясь какой-то одежонкой, шагает к двери. Я тупо слежу за ней, пропуская мимо себя, и тут девушка вдруг наносит сильнейший удар! Самый настоящий боксерский удар, который заставляет онеметь мои расплющенные губы, и весь мой организм относит к стене, чтобы он тихо и мирно сполз и не мешал наслаждаться жизнью окружающим. Потом откуда-то достает небольшой, очень неприятный на вид нож, задирает мне голову, примеривается, и…ахает, роняя свое орудие убийства. Кикимора вцепилась ей в руку так, что из прокушенного запястья брызгает и льется кровь.

Я еще не в состоянии думать — в голове кровавый туман, меня тошнит, челюсть похрустывает, видимо разбитая на куски ударом нежной ручки моей новой знакомой, но то ли подсознанием, то ли спинным мозгом я понимаю, что если сейчас чего-нибудь не предприниму — мне конец. А потому прекращаю изображать из себя ветошь, брошенную слесарем-сантехником в угол, и едва превышая по скорости минутную стрелку, тянусь к брошенному убийцей ножу. Мне больно, меня трясет, тошнит, но руки все-таки дотягиваются до ножа. Больше всего боялся, что девка заметит мои потуги и как следует наподдаст — если она рукой смогла меня порвать, как Тузик грелку, так что будет, если девица пустит в дело свои стройные ноги? Точно от меня живого места не останется. А жив я до тех пор, пока жива моя бесстрашная Олька.

А кикиморе уже досталось. Девка все-таки оторвала ее от себя — не без потерь, но оторвала. И вместе со шматом кожи, содранной с руки, шмякнула о стену с такой силой, что мне сделалось еще хуже, чем было. Олька, моя Олька! Неужели эта гадина сумела ее убить?!

Ярость охватила меня с такой силой, что из головы ушла дурнота, а скорости и силы как мне показалось — прибавилось. Нож чиркнул по сонной артерии девицы, фонтан крови залил меня с ног, до головы. Я держал девку левой рукой за волосы, полосовал ее ножом, вопя что-то нечленораздельное, кровь хлестала во все стороны, девка хрипела, булькала, мычала, и никак не хотела умирать. Тогда я в считанные секунды располосовал ей шею до самого хребта, и успокоился только тогда, когда отделенная от туловища голова устроилась на обеденном столе, следя за меня зелеными глазами и разевая рот в безмолвном крике. Эта тварь даже сейчас не хотела умирать! Но теперь мне на нее было совершенно наплевать. Потом займусь гадиной. Сейчас меня волнует судьба моей кикиморки.

Олька была жива. Кикимора — это вам не человек, и даже не кошка. Это существо нелегко убить (по себе знаю!), так что пусть ей и досталось при ударе о стену, но…

Хватаю лечилку, вливаю в кикимору. Поможет, нет? Лечилка вообще-то для людей предназначена! Но нет — все в порядке, встрепенулась, забормотала, прижалась ко мне головой и потерлась о запястье. Я даже чуть не прослезился. Не думал, что буду так переживать за в общем-то чуждое, негуманоидное существо, которое не так давно пыталось меня сожрать. Оказалось, что в новом мире Олька единственный мой друг, принимающий меня таким, каков я есть, и готовый отдать за меня свою жизнь. Не буду сейчас думать — почему так случилось, как кикимора ко мне привязалась, и во что это все выльется. Просто приму как данность — ближе Ольки для меня никого в мире нет. Родители? Для них я чужой. Их сын лежит в могиле, на которой уже растут «ноготки», она же календула. Мама знает, что я с детства любил эти цветы, вот и посадила. Когда-нибудь все равно расскажу родителям, кто я такой, но…это будет потом. И мне плевать, что таким образом вмешаюсь в Игру.

Остатки лечилки влил в себя — сломанная челюсть болела все сильнее и сильнее, стала опухать — как и расплющенные ударом губы. Голова болела, кружилась, в глазах двоилось — типичные признаки. Пришлось еще одну лечилку выпить. Такими темпами я скоро останусь без своей «аптечки»! Впрочем — а на что еще нужны лечилки, кроме как лечить? Солить их, что ли? Но вообще-то надо уже проревизовать мой запас добытых лечилок — эдак сунешься, а в запасе ничего и не осталось. Очень не хочется оказаться на кладбище у своей могилы. Или в другом месте — куда Игрок отправляется после окончательной смерти. Например — у Сатаны в заднице.