Игра Бродяг

Небо с набухшими тучами нависало низко, в синей воде паучьими лапками отражались ветки. Берег здесь был крутой, до воды еле дотянешься. Заправив волосы за уши, чтобы не падали на лицо, Эхо склонилась над рекой умыться, и из усыпанной листьями воды на нее взглянуло красивое лицо серьезной молодой женщины. Пораженная собственным преображением, Эхо выпрямилась и села. А затем начала заплетать косу. Она больше не испытывала желания прятать свое лицо. Ей стало плевать, что люди подумают — они подумают это молча. И плевать, что люди скажут — они ей уже столько всего наговорили.

Закончив, она снова потянулась к воде, и тут осознала: несмотря на боль накопившейся усталости, которую не могла утолить одна ночь, даже если бы была очень длинной; несмотря на то, что было темно, словно в сумерки; несмотря на гром, похожий на рычание зверя, перекатывающийся где-то неподалеку, — она счастлива. Пока они здесь, вдвоем.

Вогтоус подошел к ней и растер ее плечи ладонями, пытаясь согреть. Он не сказал это вслух, но Эхо услышала: «Я не позволю отнять тебя у меня».

Им остается совсем немного, и Эхо понимала, что жизнь — драгоценна; Вогт научил ее этому. И еще он объяснил ей, что, так же как волны добавляют темной воде фактуры и блеска, волнения и печали позволяют чувствовать себя живыми.

***

Вогтоусовы смешные сандалии совсем развалились.

— Да, действительно, скоро конец, — сказал он, рассматривая порванные ремешки и дырявую подошву, хотя для его сандалий конец уже настал.

Дальше Вогтоусу пришлось шествовать босиком, что нисколько его не огорчило, потому что холодная трава так приятно касалась ступней. Солнце выглянуло из-за туч, но его лучи не дотянулись до земли, и тень по-прежнему закрывала ее.

— Это так странно, — сказала Эхо. — Свет и темнота рядом, не противореча друг другу.

— Такое бывает, — сказал Вогт. — Хотя прежде я считал это невозможным. Знаешь, порой они даже прекрасно уживаются в одном человеке.

Обогнув вставшую на пути деревушку, река терялась в цепи серебристых скал впереди. Деревушка казалась вымершей, но бродяги не позволили ее тихому виду обмануть их. Оба чувствовали: их там ждут.

— Поджидают, — уточнила Эхо.

— Красивые скалы, — оценил Вогт. — Вот только как мы двинемся дальше, потом?

Они дошли до окружающей деревню высокой стены из частокола («Подпалины», — отметил Вогт, рассматривая верхнюю часть ограды) и остановились у ворот.

— Начинается, — торжественно объявил Вогт. — Все, я стучусь?

Эхо зажмурилась на секунду и заглотнула побольше воздуха (как потом выяснилось, последнее она сделала не зря).

— Я готова. Стучи.

Вогтоус важно поднял кулак и зычно, не жалея костяшек, ударил по воротам. Спустя мгновение ворота распахнулись, да так резко, что бродяги едва успели отпрыгнуть в стороны. А больше они ничего не успели; впрочем, Эхо вскрикнула, но это не было действенной защитой.

***

Брошенный на пол, Вогтоус немедленно вскочил на ноги, готовый подхватить летящую в его сторону Эхо.

— Поймал! — радостно выкрикнул он, снова опрокидываясь от силы столкновения их тел.

По крайней мере Эхо упала на мягкое. Дверь захлопнулась, запирая их в тесном, грязном, полутемном помещении. Тяжело дыша, Эхо посмотрела на Вогта.

— Чего это они так сразу, а?

Вогт улыбнулся. Пока Эхо лежала на нем, его мысли были устремлены в другом направлении.

— Не знаю, — он приподнял голову и поцеловал ее в губы.

Они встали с пола и отряхнулись.

— Спросим у них самих, — предложил Вогт и, не дожидаясь согласия Эхо, подошел к двери и выкрикнул: — Я знаю, вы там! Не могли бы вы объяснить нам, просто для ясности, почему вы так трусливо, в количестве десяти человек, набросились на нас и, не позволив даже поприветствовать вас, сразу бросили в сарай?

— Нас было всего семеро, — угрюмо откликнулся кто-то из-за двери.

— Не вижу здесь грандиозной разницы, — возразил Вогт. — Нас-то всего двое. Может быть, откроете дверь?

Вежливый тон Вогта подействовал. Дверь неохотно растворилась, и в щель на них посмотрело широкое красное лицо.

***

Дождь. Где-то там, за скалами, мерцающими, как снег, и столь же холодными. Молчун слышал капли дождя, падающие в море и растворяющиеся в нем (он лишь одна из них, одна). Дождь был временным явлением, но дыхание чудовища Молчун слышал постоянно. Не мог позабыть о нем ни на секунду после того, как услышал его столь близко.

***

Тот, кто вызвался с ними побеседовать, представился Майлусом, старостой. Он был грузным пожилым мужчиной, одетым в широкую красную рубаху и зеленые шоссы, и имел привычку то комкать свою узкополую мягкую шляпу в руках, то снова водружать ее на лысую голову. Формой и цветом лицо старосты напоминало спелую помидорину, тогда как круглый короткий нос скорее походил на картошку. У старосты был низкий добродушный голос, и, сложись их знакомство по-другому, Эхо даже могла бы ложно предположить, что человек он относительно приятный.