Игра для героев

Теперь мне ничего не светило и не улыбалось. Несомненно, немцы вывернут остров наизнанку, чтобы переловить всех, а в такой тесноте надежда ускользнуть от них весьма мала.

Был и еще один, ненадежный способ – уйти в море на надувной лодке, которую я оставил у подножия «Чертовой лестницы», и попытаться достичь французского побережья. Выбора не было, и я постарался объяснить это Симоне, которая думала иначе. Мы заспорили; наш спор был похож на замкнутый круг; она приводила свои доводы с таким жаром, что я чуть было не проморгал машину, подъехавшую к дому.

Судя по звуку, это был вездеход «фольксваген»; стало быть, явился Штейнер, и неспроста. Он наверняка приехал объяснить ей причину тревоги и предложить остаться на ночь у него.

Он уже подходил к крыльцу – слышно было, как хрустит гравий под сапогами. Она направилась к двери, с отчаянием взглянув через плечо на меня. Я ободряюще махнул рукой, вышел наружу через кухню и притаился в тишине ночи, а она открыла дверь и встретила его. Свою роль она играла хорошо.

– Что случилось, Манфред?

– Английские коммандос прорвались в бухту. Их, кажется, уже поймали, но не всех. Я думаю, тебе лучше на ночь переехать в Шарлоттстаун.

– Да нет, пожалуй, не стоит. – Ей удалось сказать это с легким смехом. – Что им до меня... А что произошло на море?

– Скверная штука. Торпедный катер вышел на поиски судна, которое доставило их.

– И нашел его?

– Вот именно – нашел. Они слились в объятиях. Оба пошли ко дну.

– Кто-нибудь уцелел?

– Радль распорядился, чтобы ни одно судно не выходило в море, если ты это имеешь в виду. – Он горько усмехнулся. – Ты знаешь, он действует строго по уставу, не более того. Действия на море – дело моряков; торпедный катер был последней морской единицей в Шарлоттстауне. Армия не имеет права соваться за пределы волнолома.

– Но ведь там погибают люди, которых можно было бы спасти, – сказала она.

– Совершенно верно, но для господина полковника Отто Радля правила есть правила, порядок есть порядок.

Наступила небольшая пауза, потом он спросил озадаченно:

– Это еще что такое?

Именно тут я сообразил, что на мне нет вязаной шапочки. Я глянул в щель и увидел, что он стоит у камина и держит в руке мою шапочку. Одет он был так же, как и прежде, только теперь на поясе у него в кожаной кобуре висел «люгер».

Странно, но вражды к этому человеку у меня не было. Я много уже знал о нем. Мне нравилось то, что я знал и видел, когда наблюдал за ним и Симоной: она вряд ли уж так безнадежно ошиблась в оценке этого человека. По той же причине не мог ошибаться и Эзра Скалли. Он и в самом деле рисует как Бог.

– Кто здесь был, Симона? Скажи мне, я требую.

Тон его голоса был на этот раз более суровым, и совершенно неожиданно его осенило возможное объяснение. Он начал поворачиваться, и я вошел, держа маузер наготове.

– Эти штуковины придумало гестапо, чтобы убивать бесшумно. Они действуют безотказно. Поэтому делай что тебе говорят. Забери у него оружие, Симона.

Она была бледна, как призрак, глядела затравленно. Он стоял словно изваяние, глядя, как она двинулась в его сторону. Она закрыла глаза, задрожала и отступила.

– Нет... нет, Оуэн, я не могу... не смогу... я...

Ее слова на миг отвлекли меня. Я глянул в ее сторону, и тут Штейнер, крутанувшись на одной ноге, швырнул мне в лицо фуражку, ухватил за левое запястье, выбил маузер из руки и, припав на колено, провел такой бросок, что я кувырком перелетел через ковер, лежавший посреди комнаты.

Я выставил плечо, вскочил на ноги, держа наготове финку в правой руке, и отвел руку назад, чтобы метнуть ее с разворота. Его реакция была фантастической: в долю секунды он успел выхватить пистолет, и мы оказались на миг друг против друга, готовые к смертельному бою, как вдруг между нами оказалась Симона, неумело сжимая в руке мой маузер.

– Прекратите! – крикнула она. – Прекратите это глупое, бессмысленное убийство!

Я ждал согнувшись, а Штейнер все еще стоял на колене и держал наготове пистолет.

– Это – Оуэн Морган, Манфред! – закричала она. – Ты что, не понимаешь? Это же Оуэн Морган!

Он бросил быстрый взгляд на нее, потом на меня, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

– Это правда? Вы – Оуэн Морган?

– Да, это так.

Он неожиданно улыбнулся, причем вполне добродушно, поднялся и сунул пистолет в кобуру. Потом обнял Симону за плечи и сказал:

– Все в порядке, Симона. Теперь все будет хорошо.

Он попытался взять из ее руки маузер, но она отпрянула:

– Нет, пусть он пока будет у меня. Чтобы на равных, понятно? Я не хочу, чтобы кто-то из вас пострадал. Я этого не перенесу.

Она стояла и смотрела на нас горящими глазами, потом повернулась и бросилась в спальню. Дверь хлопнула, и Штейнер, покачав головой, сказал:

– Бедная Симона. Война есть война, то легче, то тяжелее, но когда не знаешь, за кого ты... – Он протянул мне руку. – Манфред Штейнер. Я уже давно хотел с вами познакомиться. Знаменитый Оуэн Морган!..

– Я не знал, что так знаменит.