Игра. Достоевский

Теперь, в часы отдыха, его особенно занимал насущный вопрос, каким образом выгодно, с большим барышом напечатать его. Первая мысль, разумеется, была о журналах. Если бы ему предоставили выбирать, он бы выбрал «Отечественные записки», самый порядочный тогдашний журнал, но через кого же туда обратиться? Взять да и принести самому: так, мол, и так? Как встретят? Что скажут? Ещё и возьмут ли у первого взошедшего с улицы? А если возьмут, из приличия вежливости, прочитают ли, вот в чём вопрос. Лучше бы всего свой первый роман издать самому: при удаче, весьма вероятной, он один, ни с кем не делясь ни копейкой, получил бы барыш, а издержки невелики, рублей сто, да деньги, дело известное, все разошлись, как на грех, откуда взять сто рублей?

Он выспрашивал бойкого Григоровича, знавшего всё обо всём. Григорович, не запнувшись ни на секунду, посоветовал обратиться к Некрасову. Он отнекивался: как это обратиться к абсолютно незнакомому человеку?

Григорович торопливо настаивал, уже выбегая из-за стола:

— У этого Некрасова редкий практический ум, уж вы поверьте чутью. Он обходит все затруднения по части цензуры и капитала, а это, сами знаете, первая вещь. Французы ввели моду на разнообразные физиологии — Некрасов тотчас издаёт «Физиологию Петербурга», и книга имеет громкий успех. Теперь заводится мода на альманахи — он и тут впереди. Скончался Крылов — он ранним утром, только узнал, уже у меня с толстой книгой в руках: садитесь и пишите, не теряя минуты, биографию «Дедушка Крылов», я пишу, он издаёт, и моя книжечка благополучно расходится. Ему хоть что попадётся — он снесёт Полякову, и Поляков у него непременно возьмёт. Человек он в этом смысле отличный, его ни о чём не надо просить, он нюхом чует барыш и тотчас достанет вам преотличный заказ. Внакладке с ним не останетесь. Пора и вам сделаться литератором, станете жить литературным трудом, как вот Некрасов живёт, а по его примеру и я.

Слыша такие дивно-приятные вещи, он от Григоровича отстать не хотел, пока тот не поведает всю подноготную, как у нас можно жить литературным трудом. Они вместе вышли гулять. Всю ночь напролёт сеялся мелкий безрадостный дождь. Небо закрывалось сплошными тяжёлыми тучами, висевшими низко, чуть не на крышах домов. Было сыро и грязно. Злой ветер с моря пробирал до костей.

Он обдумывал то, что быстро и складно так и трещал Григорович, верно довольный, что слушатель есть, хмурился, пожимался от холода под тощей шинелью и придерживал шляпу, ежеминутно готовую улететь.

Разве он готовил себя на такое вступление на литературное поприще? Спорить нельзя, и ему деньги были нужны позарез, поскольку в его кошельке не оставалось уже и на булки, однако ж не одни только деньги, много важней для его самолюбия было с первого шагу верно поставить себя, заметно и сильно начать, а там бы уж и пошло, известное имя, предпочтительный спрос у читателей, они же покупщики, и без Некрасова издавали бы нарасхват, знай писать поспевай. Уже новые заманчивые идеи сами собой слагались у него в голове. Сколько превосходных романов он бы мог написать, превосходных, превосходных, уж это условие всенепременное: два или три? И ведь вся-то судьба этих превосходных новых романов чуть ли не целиком зависела от самого первого шага, в таком важном деле никак оступиться нельзя, просто ни капельки оступиться нету расчёта, тут мог быть скандал, которого бы он себе не простил. Книжонки тачать на заказ? И при этом стоять горой за достоинство человека? Эту преступную веру в рубль или франк отвергать? Очень милый альянс!

Шагая несколько боком, заглядывая Григоровичу то и дело в лицо, это чтобы всю правду узнать, проверяя, не шутит ли тот, ужасный любитель на розыгрыш, он попытался, дружески держа его локоть, ему спокойно, логически ясно всё объяснить и увлёкся, что с ним обыкновенно случалось, когда его мысль за сердце брала:

   — Видишь ли, Григорович, жить одним литературным трудом преотлично, славная вещь, против этого кто говорит. Ты-то знаешь, что в денежном отношении я предоставлен собственным силам. Однако, как бы то ни было, я клятву дал, что и до зарезу дойду, а не стану писать из денег и на заказ. Что, как я понимаю, заказ? Задавит заказ, всё погубит, душу растлит, вот как я понимаю заказ. Признаюсь: я хочу, чтобы каждое творенье моё было отчётливо хорошо. Взгляни на Пушкина, взгляни на Гоголя: написали не много, а оба ждут монументов. И теперь Гоголь, слыхать, за лист берёт по тысяче рублей серебром, а Пушкин продавал каждый стих по червонцу.

Григорович, румяный и бодрый от сильного свежего ветра, выслушав молча, против обыкновения ни разу не перебив, невольно вздохнул:

   — Кто не мечтает о славе, ваше степенство, да слава-то их, особенно Гоголя, была куплена годами голода, нищеты, подачками добрых друзей, так покуда слава придёт, надо чем-то и жить. Это Некрасов мне, что ни день, говорит. Так вы не отказывайтесь, хоть тотчас пойдёмте к нему.

Меся худыми галошами жидкую грязь, мимоходом, но с завистью подумав о тёплой шинели, он отрицательно потряс головой: