Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Тогда не уезжай! Что тебе эти свинки? Баггеры тоже были раманами, и этого хватит для одного человека. Оставайся, женись; ты открыл миры для колонизации, Эндер, теперь оставайся здесь и пожинай плоды своего труда.

— У тебя есть Якт. У меня — несносные студенты, пытающиеся обратить меня в кальвинизм. Мой труд еще не окончен, а Тронхейм — не мой дом.

Вэлентайн восприняла его слова как обвинение: ты укоренилась здесь, не подумав о том, смогу ли я жить на этой почве. «Но это не моя вина, — хотела сказать она, — ведь это ты уезжаешь, а не я».

— Помнишь, как это было, — сказала она, — когда мы оставили Питера на Земле и отправились в многолетнее путешествие в нашу первую колонию, которой ты управлял? Он все равно что умер для нас. Когда мы долетели туда, он был уже стар, а мы — все еще молоды; помнишь, мы говорили по ансиблу с ним, он уже стал древним старцем, облеченным властью Гегемоном, легендарным Локком — кем угодно, только не нашим братом.

— Насколько я помню, так было лучше, — Эндер пытался представить вещи в менее мрачном свете.

Но Вэлентайн превратно истолковала его слова.

— Думаешь, я тоже стану лучше через двадцать лет?

— Думаю, что буду горевать по тебе больше, чем если бы ты умерла.

— Нет, Эндер, я все равно что умру для тебя, и ты будешь знать, что именно ты убил меня.

Он вздрогнул.

— Ты ведь так не считаешь.

— Я не буду писать тебе. Зачем? Для тебя пройдет всего одна-две недели. Ты только прилетишь на Лузитанию, а в компьютере уже будут письма, написанные в течение двадцати лет человеком, которого ты покинул неделю назад. Первые пять лет для меня будут пронизаны горем, болью утраты, одиночеством от невозможности поговорить с тобой…

— Твой муж — Якт, а не я.

— И потом, что бы я написала? Маленькие умненькие, полные новостей письма о ребенке? Ей будет пять, шесть, десять, двадцать лет, она выйдет замуж, а ты даже не будешь знать ее, не будешь переживать за нее.

— Я буду переживать.

— У тебя не будет возможности. Я не буду писать тебе до самой старости, Эндер. Пока ты не приедешь в Лузитанию, потом в другое место, поглощая десятилетия. Тогда я пошлю тебе мои мемуары, с посвящением — «Эндрю, моему любимому брату». Я с радостью сопровождала тебя в путешествиях по двум десяткам миров, а ты не смог остаться даже на две недели, когда я попросила тебя.

— Послушай себя, Вэл, и ты поймешь, что я должен уехать сейчас, пока ты не разорвала меня на куски.

— Это софистика, ты не переносишь ее в студентах, Эндер! Я бы не стала говорить такие вещи, если бы ты не бежал, как вор, пойманный на месте преступления! Не надо все переворачивать с ног на голову и сваливать вину на меня!

Он отвечал на одном дыхании, проглатывая в спешке слова; он торопился закончить, пока волнение не прервет его:

— Да, ты права! Я хочу побыстрее уехать, потому что у меня там работа, и каждый день, проведенный здесь, напоминает мне об этом, а еще потому, что мне больно видеть, как вы с Яктом становитесь все ближе, а я все больше отдаляюсь от тебя, хотя я и знаю, что так и должно быть, поэтому я решил уехать, я подумал, что уехать надо как можно раньше, и я оказался прав; ты знаешь это. Никогда бы не подумал, что будешь меня ненавидеть за это.

Его голос прервался, и он заплакал; заплакала и она.

— Я не ненавижу тебя, я люблю тебя, ты — часть меня, ты — мое сердце, и, когда ты уедешь, ты вырвешь мое сердце и унесешь с собой…

На этом разговор закончился.

Первый помощник Рэва отвез Эндера на космодром, огромную платформу посреди моря, с которой взлетали челночные ракеты к звездолетам на орбите. По их молчаливому согласию Вэлентайн не поехала с ним. Она пошла домой с мужем и всю ночь прижималась к нему. На следующий день она отправилась в поход со студентами и плакала об Эндере только по ночам, когда она думала, что никто ее не видит.

Но студенты заметили это, появились слухи о том, как сильно расстраивается профессор Виггин из-за отъезда ее брата, странствующего Глашатая. Это была обычная студенческая болтовня. Но одна из студенток, по имени Пликт, поняла, что в истории Вэлентайн и Эндрю Виггинов скрыто больше, чем все догадываются.

Поэтому она попыталась расследовать эту историю, изучить их прошлые путешествия среди звезд. Когда Сифте, дочери Вэлентайн, исполнилось четыре года, а ее сыну Рену — два, Пликт пришла к ней. К тому времени она была молодым профессором в университете. Она показала Вэлентайн опубликованный ею рассказ. Рассказ не был документальным, но это была подлинная история брата и сестры, которые были самыми старыми людьми во Вселенной, которые родились на Земле, когда еще не было колоний на других планетах, и блуждали от планеты к планете, без корней, в вечном поиске.