Игра герцога

Человек в лисьей шапке не стал ждать приглашения, запрыгнул ловко в сани, поправил полы шубы, и, уложив на колени чехол, погладил с нежностью, будто кошку. Затем достал из-за пазухи кошелёк и протянул Петру монету:

– Честность – превыше всего. И это – пока задаток, – Алатырев повертел в руках серебряный рубль с профилем царя и датой выпуска: 1878 год. Новенькая совсем!

«Что ж это такое творится? – удивился он про себя. – И этот платит так, что я скоро сам барином заделаюсь!»

– Не удивляйся, мил человек! – сказал человек, располагаясь удобнее. – Говорю же: извозчиков нет, я рад, что чудом увидел тебя! И потому не поскуплюсь. А поедем мы, – он огляделся. – Ты ж местный, сударь? Так вези меня к старой шахте.

«Ничего себе!» – Пётр аж подпрыгнул.

В пяти верстах от города на слиянии реки с ручьём Гнилушка была старая запущенная шахта. Будто бы в том месте ещё в петровские времена пытались найти золото, да не докопались до него. Сколько раз пытались и потом, не раз, да всё тщетно. Этим местом никто давно не интересовался. И более всего потому, что ходила о нём дурная слава. Со всеми, кто заходил в полуразрушенные шахты, происходили несчастья. Потому особенно следили за детьми, чтобы и думать не смели убегать и играть там. Старики поговаривали, что на глубине шахты живёт её хранитель – огромный злой крот по имени Кродо. Хотя он и слеп, но, если попасться ему в лапы, или загрызёт, или утащит в своё подземное царство, заставив там вечно работать на него… Да и помимо нечистой силы, если даже она и была, опасность шахта представляла также и из-за возможного обрушения. А теперь этот странный богач вдруг задумал ехать прямо к этому гиблому месту!

Пётр тут же захотел вернуть серебряную монету:

– Уволь, барин, не поеду я туда!..

– Знаю-знаю, всё знаю, – он не принял, а сложил протянутые пальцы Петра в кулак. – Не надо мне рассказывать бабушкины сказки, я тоже, хотя и прибыл издалека, все их прекрасно знаю. Да тебе и не придётся меня сопровождать. Доедем до слияния рек, а там уж я, уверяю, сам пройдусь до прииска, один. К нему же прямая дорожка идёт, верно мне всё рассказали? – человек в лисьей шапке говорил размеренно, поглаживая бороду. – А затем вернусь, и мы поедем дальше. Только и всего. Впрочем, если боишься, я могу пойти и пешком, но у меня так мало времени. А деньги, наоборот, имеются, чтобы тебя благодарить.

Пётр снова вспомнил о дочерях и представил, как накупит им разного добра. Он не знал, где и как ему поменять золотую монету, а вот с серебряной будет проще. К тому же – сам он к шахте не пойдёт.

Они поехали в объезд Лихоозёрска. Утро только начиналось, и Пётр подумал: всё же встретить такого путника – большая удача. Но заговорить с ним он не решался, да и человек в лисьей шапке надолго ушёл в свои думы. Но затем тот всё же произнёс:

– Ты, милый человек, должно быть, подумал обо мне, что я – ловчий. До ловства зверей охочий барин? Что ж, так и есть. Нужно мне выследить и кончить одного ярого зверя, для того и прибыл в эти глухие края. Моя чуйка охотничья подсказывает, что он где-то тут он, гадина, упрятался. Затих покамест, но скоро проявится. А как проявится, так даже башни, что стоят на въезде в Лихоозёрск, и те взвоют!

– Про ведмедя какого говорите поди, барин? Так их теперь в наших местах и не сыскать. Не те времена пошли, вот раньше – да. Как чугунку эту стали строить – начала она шуметь паровозами, так тут не то что косолапого, так, зайчонку ещё поискать надобно. Забился зверь глубоко в чащу.

– Нет, мил человек, медведь мне совсем неинтересен.

Пётр слышал, что в далёких заморских странах, где лето круглый год и куда он мечтал когда-нибудь попасть, водятся разные чудные звери – мелкие и огромные, голые и лохматые, ушастые, с рогами и клыками. Да каких только нет! От одного вида их можно помереть. Неужели этот странный барчук в их места умудрился приехать искать таких чудо-зверей? Да ещё для этого к приискам ехать собрался? Кто знает, шахты православный люд за версту обходит, может быть, там что и развелось досель невиданное? Но расспрашивать более он не решился.

Чем ближе к прииску, тем тяжелее становилось везти Угольку сани по непролазному снегу. Пётр уже несколько раз спрыгивал и помогал сам тянуть, барчук же, казалось, задремал. По правую сторону стоял высокий лес, и чем ближе к нехорошему месту, тем чаще встречались деревья сухие и даже гнутые до самой земли – будто бы кто-то огромный и сильный бродит тут ночами и забавляется так от скуки. И, на что ещё обратил внимание Алатырев, – ни звука в безветрии. Ни стука дятла, ни падения снега с ветвей, ни даже лёгкого древесного треска от мороза. Ничего: лес был молчалив и пустынен. Тишина эта холодила, вела к нехорошим мыслям. И только одна из них выглядела разумной: оставить тут барина, без слов развернуть сани и, не оглядываясь, ехать назад.

Наконец они спустились с небольшого взгорка. За ним сплошняком стоял лес, и только узкая тропинка вела между вековыми деревьями, которые напоминали злых молчаливых стражников.

– Вроде здесь, барин. Спите? Приехали!

Путник открыл глаза: