Игра и мука

В 17.00 приехал, пошел за кулисы. На гримерках были написаны фамилии всех выступающих. Но пока был один Вениамин Смехов. Он пил чай с пирожками.

Я спросил:

– Веня, а что репетиция?

– Да вот, пока жду.

Мы стали ждать вместе и пить чай.

В 17.30 стали появляться остальные участники. Ближе к 18.00 собрались почти все. Мы ждали сценариста и режиссера. Я даже сделал селфи в огромном пустом зале – это серьезная площадка, почти на 1500 зрителей. Все, и я в том числе, немного волновались. За несколько минут до концерта зал уже был полон. Никто из участников не понимал, в каком порядке выходить и что делать. Никаких списков, которые обычно на таких мероприятиях бывают у помрежа, не было и в помине. Собственно, в помине не было и никакого помрежа. И режиссера тоже не было. Ходила какая-то девочка в рваном платье босиком с саксофоном и разыгрывалась. Вид ее показался мне подозрительным, я предположил, что она – человек Богомолова и, следовательно, может что-то про него знать. Спросил ее. Она подтвердила, что ее позвал Богомолов, однако больше никакой информацией не обладала.

Глядя на ее босые ноги, я решил, что какая-то режиссура все-таки предполагается.

В начале восьмого из зала послышались нетерпеливые аплодисменты. Пора было начинать. Но что начинать? И тут подошла девушка-администратор, которая раздала всем листки со словами: «Вам просил передать это Константин Богомолов ровно в 19.00». Там оказался примерно такой текст:

Дорогой друг-участник юбилейного вечера!

Мы все чтим сегодня нашего великого поэта, которому затыкали рот, диктовали, как и что писать, который жил в условиях жуткой несвободы, железного занавеса, страшных угроз и тоталитаризма. Я как режиссер предлагаю сегодня каждому из вас быть абсолютно свободным, читать что хотите, как хотите, где хотите, когда хотите, сколько хотите. Ничего не регламентировано. Полная свобода действий. Полная свобода!!!

Ваш Константин Богомолов.

Все прочитали, стали нервно оглядываться. Аплодисменты из зала зазвучали угрожающе. Я сказал:

– Веня, иди и начинай.

– Почему я? – возмутился было Смехов.

– Иди. Читай, как можно дольше, пока я придумаю, что делать дальше.

Веня пошел. Рядом оказалась босоногая саксофонистка. По моему знаку она сменила Смехова.

Тут все поняли, кто в доме хозяин, и потянулись ко мне за директивами. Машков просил выпустить его пораньше:

– Старик, мне надо к себе в театр вернуться…

Я понял, что надо заниматься тем, чем обычно занимается помреж, и стал выпускать участников по несуществующему сценарию.

В начале 9-го за кулисами неспешно появилась Зоя Борисовна. Я радостно предложил ей идти на сцену.

Зоя Борисовна вкратце рассказала всю свою жизнь с Андреем. В деталях и подробностях. Я понял, что уже достаточно и выпустил Веню Смехова, который под аплодисменты увел ее за кулисы. После этого дело пошло: шли все по очереди. Когда участники кончились, я сам в качестве последнего аккорда прочел «Реквием в двух шагах с прологом и эпилогом».

Концерт окончился. Меня засыпали цветами. Все прошло великолепно. Все-таки не зря Константин Богомолов – один из наиболее выдающихся режиссеров нашего времени.

Прощание с президентом

Это случилось буквально через несколько дней после ареста Кирилла Серебреникова. Вся творческая интеллигенция была возмущена. И в этот момент позвонил наш министр культуры и сказал:

– Иосиф Леонидович, вот тут скоро День города на Красной площади. Там будет президент, премьер-министр, мэр. Мы приглашаем вас в ложу самых важных гостей. Вы один из тех, кто представит нашу культуру.

В назначенный день, пройдя все контроли, пропуска, проверку паспортов, я оказался на трибуне среди генералов, академиков и других представителей нашей элиты, например, рядом сидел доктор Рошаль. А когда все трибуны были укомплектованы, почти за моей спиной действительно оказались премьер-министр и мэр. Последним появился президент. Он проходил к своему месту и пожимал руки тем, кто сидел в его ряду. Началось красочное представление на Красной площади – выступали Кристина Орбакайте, Николай Цискаридзе, Иосиф Кобзон, Тамара Гвердцители. Мавзолей как-то задрапировали плакатами. Когда все закончилось, первыми пошли трое лидеров. Президент стал прощаться с моим рядом. Мы были спиной к нему, но все развернулись. Расстояние до меня быстро сокращалось. Мысль лихорадочно заработала. Если президент протянет руку, не пожать ее – совершеннейшее хамство. Но если пожму? Я представил себе заголовки в либеральной прессе: «Райхельгауз после ареста Серебреникова подобострастно пожимает руку президенту». Вот до меня остается четыре, три места… В тот момент, когда Владимир Владимирович пожал руку Ширвиндту, в моем мозгу отчетливо раздался клеймящий позором голос Ксении Лариной. Путин поравнялся со мной, и я вместо рукопожатия, вдруг поклонился президенту в пояс земным русским поклоном со словами «До свидания, Владимир Владимирович!»

Он кивнул и прошел дальше.

Так я низко поклонился президенту, чтобы не пасть низко в глазах либеральной общественности.