Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

Сегодня мы оба — граждане Федеративной республики. Когда я размышляю об этом, на память приходят слова, сказанные Порстом в 1968 году: “В Федеративной Республике Германии я у себя дома, и притом со своими взглядами. Я все еще верю, что Федеративная республика — страна, где можно придерживаться мыслей, отличающихся от официальных норм. Я выбираю свободу движения влево, так как свобода двигаться вправо давно уже стала чем-то вроде моды”.

Вильям Борм был одним из интереснейших людей, с которыми я познакомился за время работы во главе разведки. Связь с этим политиком длилась около двух десятилетий — до моего ухода с поста начальника Главного управления разведки. Вскоре после этого Борм умер в возрасте девяноста двух лет.

Моя служба вышла на деятеля западноберлинской организации СвДП Борма в конце 50-х годов, когда ему оставалось отбыть в Бауценской тюрьме совсем немного из тех девяти лет, к которым его приговорили за “подстрекательство к войне и бойкоту”. Истинная причина девятилетнего заключения и интереса моих людей к Борму состояла в том, что его подозревали в работе на английскую разведку в ГДР. Два сотрудника моего управления разыскали Борма в тюрьме. В ходе беседы он выразил готовность продолжить контакт с ними после освобождения. В 1960 году он был избран председателем западноберлинской земельной организации СвДП и введен в правление партии. Вскоре после этого он связался с сотрудниками разведки, посещавшими его в Бауцене. Я почувствовал любопытство и решил сам взглянуть на этого человека.

На нашей конспиративной вилле появился высокий худощавый человек, перешагнувший 65-й год. Первое впечатление от его появления точно описывалось прозвищем “сэр Вильям”, которое дали Борму “молодые демократы” — члены молодежной организации СвДП. Даже небрежно одетый, он всегда казался элегантным и изысканным. Сын гамбургского фабриканта, судя по всему, сохранил нечто от того, что вкладывается в понятие “господин”.

После нашей первой беседы мы встречались регулярно. Наши взгляды совпадали в том, что касалось неприятия проамериканской политики Аденауэра, перевооружения ФРГ и понимания настоятельной необходимости взаимопонимания между двумя германскими государствами. Основываясь на этом, Борм обсуждал со мной свою политическую деятельность — сначала в западноберлинской организации СвДП, а затем на пути в бундестаг.

О роли Борма в западноберлинской политике свидетельствуют мемуары Вилли Брандта. Перед выборами в бундестаг 1965 года, на которых Брандт был выдвинут кандидатом в канцлеры, было немало спекуляций о возможности участия СДПГ в правительстве, в том числе и в форме малой коалиции со СвДП. Уже за два года до этого Борм обсудил со мной план такой коалиции в западноберлинском сенате и реализовал его, убедив Брандта в правильности такого замысла. Но для Бонна, вспоминал Брандт в своей книге, было еще рано: “В разговорах по существу я узнал, что это (коалиция СДПГ — СвДП. — Прим. пер.) было неосуществимо. Если оставить в стороне содержание бесед, то для тайных выборов канцлера не хватило бы голосов. Уважаемый берлинский коллега из СвДП Вильям Борм объяснил мне причины и сказал: “Не делайте этого””.

Во время следующих выборов в бундестаг в конце сентября 1969 года предпосылки изменились. При минимальном большинстве голосов этот бундестаг, первое заседание которого началось речью председательствующего по старшинству Вильяма Борма, провозгласил рождение социал-либеральной коалиции. Борм был одним из источников наших сведений, которые помогли нам, как в мозаике, составить картину эволюции Вилли Брандта от солдата холодной войны и политика фронтового города к стороннику “новой восточной политики” взаимопонимания. Информация моей службы побудила Ульбрихта осторожно скорректировать свои высказывания об отношениях между ГДР и ФРГ. Это свидетельствовало о его хорошем чутье. Хонеккеру в то время было еще далеко до такой тонкости восприятия.

В отношении Борма к моей службе решающей была возможность обмена мнениями, равновесие между “дать” и “брать”. Во мне он видел компетентного и в то же время неортодоксального собеседника, от которого он мог ожидать важной информации, давая, в свою очередь, важную информацию нам.

В разговорах на частные темы я еще больше узнал Вильяма Борма как человека. О том, что в первую мировую войну он ушел на фронт добровольцем, а в годы Веймарской республики вступил в праволиберальную Народную партию, я знал. В “третьем рейхе” он как руководитель предприятия получил звание “фюрера военной экономики”. После взятия Берлина советские власти его не арестовали только потому, что все военнопленные, рабочие его предприятия, говорили о нем только хорошее. Членом нацистской партии он не был никогда и, тем не менее, говорил о своей “виновности”, поскольку не оказывал сопротивления. Это беспокоило его до конца дней, и об этом он говорил публично. Никогда более он не допустит, чтобы несправедливость не встречала отпора. “Не в том ли заключается мужество, чтобы отстаивать свои убеждения?” — спрашивал он.