Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

Сломя голову мы понеслись по безлюдным улицам в сторону аэропорта Шенефельд. Миновав Альт-Глинике, когда до аэропорта оставалось около километра, мы наткнулись на небольшую группу людей, наполовину состоявшую из советских солдат. Казалось, что они собирались копать канаву на краю кладбища. На деле они копали туннель — ставший с тех пор знаменитым американский шпионский туннель. Теперь-то Волльвебер объяснил мне, что ЦРУ вместе с СИС — английской разведкой — подключилось к кабелям всех телефонных линий, идущих вдоль шоссе на юг ГДР. При этом, несомненно, особое внимание уделялось кабельному каналу, проложенному к советской штаб-квартире в Вюнсдорфе.

Тем временем работавшие разрезали часть туннельных труб и открыли тяжелую металлическую дверь, которая вела в расположенную под улицей просторную камеру усилителя. После проверки наличия мин и взрывных зарядов в почве мы получили разрешение осмотреть устройство. В камере усилителя, обставленной весьма уютно, наше внимание привлекло настоящее чудо техники. Все кабели — а их насчитывалось несколько сотен — были отделены друг от друга, соединялись с усилителями, а затем вели в здание, находившееся примерно в 500 метрах от границы. Оно было построено специально для подведения кабеля и замаскировано под метеостанцию. По туннелю мы ощупью добрались до той подземной точки, где американский шутник установил за мотком колючей проволоки маленький картонный щит с надписью: “Здесь начинается американский сектор”.

Много лет спустя Джордж Блейк, знаменитый тайный агент КГБ в британской спецслужбе, рассказал мне о причинах строительства туннеля. Тогда Блейк служил в Западном Берлине, и благодаря ему советская разведка с самого начала была в курсе предприятия. По отношению к нам КГБ, как всегда, проявлял величайшую сдержанность. Министерству госбезопасности лишь как-то раз дали понять, что было бы кстати взять под наблюдение строительство непонятного объекта поблизости от аэропорта Шенефельд. Результатом этого наблюдения и было то, что произошло ранним утром в апреле 1956 года.

После своего сенсационного побега из английской тюрьмы, куда он попал в результате разоблачения и последовавшего затем осуждения, Джордж Блейк не раз приезжал в ГДР. Здесь он встречался со своей престарелой матерью, которая жила в Голландии. Мы несколько раз виделись с ним и подружились. Захватывающей была история жизни Блейка, которую он рассказывал, — о том, как он, сын богатого банкира из Каира и голландской аристократки, стал офицером английского военно-морского флота и сотрудником секретной службы, как он оказался в конфликте с собственной совестью, когда союзники по второй мировой войне начали превращаться во врагов СССР, и поэтому, попав в плен в 1950 году во время войны в Корее, начал по собственной инициативе искать контакты с КГБ.

Подобно Блейку, и Ким Филби, самый знаменитый советский разведчик в британских. спецслужбах, после своего разоблачения и бегства из Англии жил в Москве. Разведчиков, женатых на русских женщинах, связывала дружба. Филби стал для меня вторым после Блейка англичанином, который по убеждению работал против своей родины, в пользу Советского Союза, потому что верил: в этой стране начинается созидание нового, лучшего мира.

Как Блейк, так и Филби не могли закрыть глаза на советскую действительность, и их взгляд на обетованную страну становился с годами все более трезвым. В разговорах со мной они часто обменивались критическими замечаниями, но сохраняли веру в возможность изменения советской системы. Для меня оба они были крупными и трагическими фигурами разведки.

После выступления Хрущева на XX съезде КПСС в Польше и Венгрии вспыхнули и стали нарастать волнения. Польская рабочая партия реабилитировала Владислава Гомулку, с 1951 года сидевшего в тюрьме в качестве “националиста-уклониста” и сторонника Тито, так же как и военнослужащих антикоммунистической Армии Крайовой, которой во время войны руководило из Лондона эмигрантское правительство. Политики, несправедливо осужденные в начале 50-х годов, были реабилитированы также в Чехословакии и Венгрии. Кроме того, в политическом руководстве этих стран произошли кадровые перемены. Матиасу Ракоши, венгерскому “маленькому Сталину”, пришлось выступить с самокритикой на массовом митинге в Будапеште. 150 социал-демократов были освобождены из тюрем, венгерская партия добивалась нормализации отношений с католической церковью, и каждый четверг тысячи людей собирались вокруг Клуба Петефи.