Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

Задача Кантера заключалась в сборе информации для Флика в партиях и правительстве и оказании политического влияния на общественную жизнь в соответствии с интересами концерна. Того же ожидали от него и мы. Его работа на нас стала, конечно, еще более эффективной благодаря обретению новой позиции. Политики доверяли представителю концерна Флика секреты, не чувствуя угрызений совести. Эти отношения поддерживались с помощью щедрых пожертвований. Кантер нес личную ответственность за расходование относительно малых сумм и по меньшей мере влиял на распределение более значительных, что открывало ему многие двери в ХДС и СвДП.

Задолго до того, как факты нелегальных пожертвований, практиковавшихся концерном Флика, стали достоянием общественности, мы были детально осведомлены о них. Информация о связи между капиталом и политикой, которую нам поставлял Фихтель, как нельзя более наглядно иллюстрировала марксистскую теорию государственно-монополистического капитализма.

Хотя бы для того, чтобы защитить свой источник, мы противостояли искушению передать материал западногерманским средствам массовой информации. Моя служба не имела отношения и к раскрытию скандала вокруг пожертвований партиям в 1981 году. Правда, и тогда приоткрылась только верхушка айсберга.

В результате событий 1981 года боннское бюро Флика было закрыто. Адольф Кантер получил от концерна возмещение в сумме 320 тыс. марок. Он остался официально “переводчиком между экономикой и политикой” — так он называл свою деятельность, а неофициально — переводчиком между Востоком и Западом. Его информация позволяла нам реалистически анализировать и политику нового боннского правительства во главе с Гельмутом Колем. Теперь-то и сработали связи Фихтеля, которые он установил еще в Рейнланд-Пфальце и поддерживал в качестве представителя Флика. Он смог использовать прежде всего старую дружбу с Филиппом Еннингером, который в качестве министра по делам Ведомства федерального канцлера входил в круг людей, самых близких Колю. Кантер не обладал, как Гюнтер Гийом, прямым доступом к главе правительства, но его информация едва ли была менее ценной. Поэтому у нас зазвучали сигналы тревоги, когда в 1983 году пришло срочное сообщение от одного источника в Федеральном ведомстве по охране конституции: наш связной с Кантером д-р Вернер К. раскрыт как раз по дороге на квартиру, которую Кантер снял для его регулярных посещений. Он находился под наблюдением с момента перехода границы, и слежка за ним велась до самой конспиративной квартиры. Преследователи медлили с арестом, несомненно надеясь застичь гостя К. на месте преступления. Нам удалось связаться с нашим человеком прямо на квартире, и он сумел совершить поистине авантюристический побег.

Мы боялись потерять один из своих важнейших источников. Кантеру пришлось явиться на допрос, но дознание по его делу было прекращено. Наш человек в Федеральном ведомстве по охране конституции Клаус Курон дал отбой: расследование прекращено по указанию высоких инстанций. Правда, Кантер мог теперь встречаться со своим инструктором К., который давно на протяжении десятилетий сотрудничества стал его хорошим другом, только за границей.

Когда Адольф Кантер в 1994 году был все-таки арестован, триумфальных сообщений о разоблачении еще одного “сверхшпиона”, обычных для такого рода случаев, не последовало. Федеральная прокуратура, как правило проявлявшая интерес к реакции общественности, оказалась на этот раз сдержанной. Отношение к этому случаю самым примечательным образом отличалось от подобных процессов, например от бесконечного спектакля вокруг дела Карла Винанда.

Судебное разбирательство длилось менее месяца и было практически закрытым. Некоторые журналисты обратили внимание на дело лишь гораздо позже и удивились той секретности, с которой оно рассматривалось. В ходе процесса Кантер ни разу не смутился, обнаруживая свои обширные познания в том, что происходило за кулисами правительственных партий и их связей с предпринимателями, о подставных фирмах и “устройствах для отмывания денег”. Учитывая, наряду с прочим, “малую пригодность материала, полученного путем предательства”, он был приговорен к двум годам тюрьмы условно.

Суд обоснованно констатировал, что в результате “предательства” Кантера Федеративной республике не был нанесен ущерб. Он послужил политике разрядки. Хотя представление о западногерманских политиках и воротилах экономики, формировавшееся на основе его информации, не всегда оказывалось лестным для этих лиц, оно противоречило стереотипному образу догматических приверженцев холодной войны в консервативном лагере, который культивировался кое-кем в руководстве ГДР. Благодаря Кантеру, как позже благодаря Лидии и ее салону, мы узнали, что в лагере Коля, Штрауса и Флика мыслили гораздо прагматичнее, чем могло показаться, причем не только в том случае, когда речь шла о деньгах.