Игра на изумруд

– Ну что, – очень громко обратился к нам Гоша. – Шкурки снимать будем?

От таких его слов Жердяй всхлипнул в голос, а остальные, кто еще не был в обмороке, посильнее вжались в снег.

– Да вы что? – возмутилась я. – Сегодня святые Кирилл и Мефодий. К чему самим грех на душу принимать? Свезем всех в пекарню, пусть уж там их свежуют и разделывают на пирожки с мясом.

– Ну что ж, воля ваша, сударыня, – со вздохом недовольства ответил Гоша. – Велите на пирожки – пущай из них пирожки стряпают. Токмо дозвольте попросить мясников, чтобы вот с энтова и вон с того шкурки поаккуратнее сняли, я из них коврики сделаю.

– Э-э-э… – наконец смог произнести хоть что-то Петя, утирая слезы, выступившие от сдерживаемого смеха. – Идемте, что ли, сани подгоним. Не на руках же их тащить!

– Дяденька, – вежливо обратилась я к лежащему Жердяю. – Можно я ваш ножичек себе оставлю? Очень прихватистый ножичек, могу на вашем горлышке показать. Что ж вы так непонятно головой мотаете и мычите? Нельзя? Или можно? А, вон вы о чем! Мол, не нужно показывать, а взять можно… Спасибочко!

Жердяй промычал нечто нечленораздельное, и мы вчетвером очень, ну очень не спеша, пошли к нашим саням.

– Фу, не могу больше! – простонал Гоша, как только мы расселись.

– Да уж, – поддержал его Афанасий, – повеселились. Нас теперь за самых страшнейших бандитов и злодеев вспоминать станут.

– Надо будет мне сюда заглянуть, послушать, какие разговоры пойдут, – поддакнул Петя. – Но боюсь, что посетители станут из харчевни через окна выпрыгивать.

– А уж вашу, Даша, шутку про пирожки с мясом еще лет сто будут повторять[34]. Детей на ночь пугать будут! Жаль, нельзя прямо сейчас со всеми поделиться! Мы ж с Афоней изведемся такие истории замалчивать.

Я так и не решилась отругать Петю за то, что он не стал убегать от бандитов. Сама даже не знаю, понравилось бы мне такое правильное решение? Ох, какая сложная это штука – романтические отношения.

29

– Здравствуйте, Дарья Владимировна, о светоч грез моих и жалобы моего израненного сердца! – как всегда, витиеватым комплиментом поздоровался со мной наш театральный буфетчик Петруша.

– И я рада вас видеть.

– Кто из вас сегодня будет суфлировать? Вы или дедушка? Я тут оказался не в курсе последних событий и уж не знаю, окончательно Афанасий Николаевич по актерской стезе пошел или нет. Сыграл он свою роль столь отменно, что я на месте господина антрепренера всенепременно уговорил бы его актерствовать в труппе. А там, глядишь, и вас бы на сцене увидел.

– Ну, последнее вряд ли. И уж не в этом сезоне точно. А суфлировать в этот раз мы станем по очереди. Дедушка играет небольшую роль и выходит всего в двух сценах. Там я его и подменю в будке. Остальное же время я буду с шумами работать. Вот так!

– Это что же выходит? – Петруша сделал задумчивый вид и принялся что-то вычислять, загибая пальцы на руках. – Выходит, у вашей семьи три должности в театре на двух человек!

– Выходит, Петруша, выходит, – вздохнула я. – А зачем вы из себя неуча изображаете? Я ведь прекрасно знаю, что вы в университете учились. И, простите, если этот вопрос покажется вам бестактным, отчего вы не закончили образование?

– Стал жертвой собственных политических убеждений, – очень грустно и очень серьезно ответил буфетчик, но не выдержал и рассмеялся. – Все именно так, да не совсем. Не так все просто.

– Так расскажите, время же еще есть, – попросила я.

– Особо рассказывать нечего. Вы сами прекрасно знаете, что в студенческой среде немало народу придерживается радикальных, а то и революционных взглядов. И очень часто разговоры о политике доходят до откровенных призывов к бунту, к революционному восстанию. «Спасем отечество! Кровавым террором смоем тиранию самодержавия!» Я же всегда придерживался умеренных взглядов и, несмотря на моду быть революционером, эти свои убеждения не скрывал и считал нужным их высказывать. Говорил, что не бунтовать надо, не к топору мужика призывать, а работать на благо своего народа, а главное, уважать его. Кто-то усмотрел в моих словах сходство с речами господина Молчалина, который выведен в комедии «Горе от ума». Ну, помните, он говорил, что с уважением нужно относиться и к дворнику, и к его собаке? Но прозвище за такие речи мне отчего-то дали Буфетчик Петруша. Более того, без всяких поводов с моей стороны иные стали считать меня едва ли не доносчиком. А тут, несколько лет тому назад, господа студенты устроили манифестацию. Многих тогда отчислили из университета, позже кое-кто стал проситься обратно, и их взяли. Кто-то стал уже совершенно глупо и нагло заявлять, что это я их предал. Это каким же образом? Про манифестацию властям рассказал? Так они же ее на вокзальной площади всенародно провели! В общем, обиделся я и ушел в буфетчики. Была и иная причина, семейного характера, чтобы пойти на хлебное место служить. Кстати, в той манифестации и господин Массалитинов участвовал и тоже отчислен был.

– И что же, он такую же ерунду про вас говорил?