Игра на любовь

Наверное, уже год не встречалась с парнями. Ни капли волнения, даже обидно. Похоже, мое сердце способно радоваться только одному человеку во всей вселенной.

Смешно сейчас вспоминать, как год назад я каждый день ходила гулять с разными мальчишками, вовсю флиртовала, смеялась с новоиспеченными подружками и вообще, как это называется, зажигала. Ненадолго меня хватило. Мне хотелось доказать себе, что я могу без Тоши, мир не сошелся клином на каком-то мальчишке. А ведь тогда все еще можно было исправить. Всего один звонок…

Проходит день за днем, а мне каждый раз кажется, что еще вчера, сделай я шаг навстречу, все могло бы стать хорошо, а сегодня… уже слишком поздно. Наступает новое утро, и с ним возникает острое чувство упущенного времени. Я жалею, жалею о «вчера», которое прошло и уже не вернется, и ненавижу «сегодня», отрывающее очередной листок календаря, отдаляющий меня от Антона.

Кусочек шоколада с эскимо упал на асфальт. С кустов, растущих у обочины тротуара, тут же спорхнули три воробья, устремившихся к нежданному угощению. На низенькую черную решетку прыгнул галчонок с зажатой в клюве блестящей пробкой от пива.

Сердце болезненно сжалось. Так случается всякий раз, когда я вижу птенцов. Не люблю об этом вспоминать. И не вспоминаю. Не хочу.

Я вынула из кармана серебристый фантик и показала галчонку. Тот заинтересовался, наклонил голову набок.

Когда Тоша был маленьким, он, как галчонок, тащил домой все блестящее. Тетя Оля без конца ругалась из-за хлама — не помогало. А уж сколько у меня самой раньше в ящиках даров Антошкиных валялось — не счесть. Множество всяких разноцветных шариков, меленьких сердечек, игрушек, бусинок, красивых ленточек. Я ничего не выкинула, не смогла. Сложила все в огромную коробку и убрала на антресоли. Даже смотреть боюсь в сторону кладовки, если увижу все эти маленькие глупые штучки, подаренные мне, наверное, умру.

— Вероника! — замахал мне издалека Петров.

Я тоже ему махнула рукой.

Он встретил меня с попкорном, фантой и двумя билетами на последний ряд.

Говорят, они для поцелуев. Не знаю, не довелось испытать… Мы с Антоном были просто друзьями, хоть и сидели всегда по центру, на последнем ряду. «Просто друзья» — что за ничтожные слова? Они ничего не стоят, описать ими наши чувства невозможно. В целом свете не найдется слов, способных измерить глубину того, что бездонно, передать, как рождается счастье — от одного лишь взгляда, улыбки, прикосновения.

— Думаю, прикольный фильмец! — заметил Леха, пропуская меня вперед в полупустой темный зал.

— Ага, — отозвалась я.

От Аполлона Петрова по-прежнему вкусно пахло, даже лучше, чем утром. Наверное, брызнулся перед выходом.

Мы уселись на свои места, Леша посмотрел на меня.

Не хочу встречаться с ним глазами. Зачем давать надежду? Хотя в случае с главным красавцем школы это скорее не надежда, а повод. Не влюблен же он в меня, в самом деле. Так, просто интересно: «А чего это она такая неприступная?»

— Не скажешь, зачем меня фоткала сегодня? — спросил парень.

— Ты симпатичный, — равнодушно ответила я.

Да что же такое с голосом? Представляю, как Леха потом опишет наше свидание: «Нам с резиновой куклой по имени Вероника фильм очень понравился!»

— Да много симпатичных, — пожал плечами Петров.

Хочет поговорить о себе. Ну что ж…

— А ты самый симпатичный! — отрезала я и уставилась в белый экран, демонстрируя тем самым — разговор окончен.

А он не дурак, все понял и больше не приставал. Мне это даже понравилось.

Начался фильм. Американская комедия. Я люблю такие — яркие, глупые и романтичные.

Петров смотрел кино молча, ни словечка не проронил. В очередной (какой уже?) раз убеждаюсь, что мне не нужно общаться с кем-то похожим на Антона, чтобы помнить его. Отличия всех прочих парней ничуть не хуже провоцируют на воспоминания.

Тоша всегда комментировал фильмы, при этом совсем не мешая смотреть и слушать. С его добавлениями получалось смешнее, как будто так и надо, только сценаристы не догадались.

Я давно не смеялась — по-настоящему. Лицемерно, просто ради звука — сколько угодно, а от души что-то не получается. Может, разучилась? А такое вообще возможно?

Мы с Петровым вышли из кинотеатра. На улице уже стемнело.

Я люблю смотреть на фонари и прищуривать глаза. Люблю, и все тут. И Антону это нравилось. По вечерам мы часто возвращались откуда-нибудь домой, шли, чуть-чуть касаясь друг друга плечами, щурили глаза на фонари и говорили о том, чего вкусненького хотел бы съесть каждый из нас.

— А ты в школе подходила бы ко мне, что ли, — сказал Леха, внимательно глядя на меня.

Так не хочется ему отвечать, и смотреть на него — тоже. Хочу щурить глаза, чтобы круглый свет фонарей превращался в звездочку, а мокрый асфальт блестел, слушать, как мимо проезжают машины. Такой умиротворяющий, но в то же время грустный звук.

— Подойду, — со вздохом пообещала я и, подумав, прибавила: — Не провожай.

Он удивился:

— Почему?