Игра на выживание

Утро в день суда очень синее. Я думала, что мне будет страшно, но ничего похожего на страх не чувствую. Я выбираю заднее сиденье, и мальчик залезает следом за мной, в результате бабушке за рулем составляет компанию только его чемоданчик, который лежит на пассажирском сиденье.

Дорога до Ламлаша занимает девятнадцать минут, и почти все это время мы едем вдоль побережья. Я смотрю в окно на сверкающую гладь моря. Легкий бриз поднял на поверхность воды миллионы золотых гребешков. Я думаю о море, о том, как оно окутывает остров, окутывает всю землю и плещется в берега земель, которые без него были бы разделены. Огромное, раскинувшееся во все стороны, залитое солнечным светом синее море. О папа, как же прекрасен мир сегодня утром!

Мальчик в окно не смотрит. Он смотрит на руки, которые положил на колени. Я, естественно, не рассказала ему о том, что собираюсь сделать. Поэтому он, наверное, сейчас переживает. На самом деле я знаю, что он переживает. Знаю, потому что бабушка собрала для него этот маленький чемоданчик. Вчера вечером она сложила туда его одежду и туалетные принадлежности, а он добавил несколько морских камешков. Я сейчас не про его голыш-соску (этот камешек он всегда носит в кармане), нет, он положил в чемодан небольшой набор из серых сланцев и красно-коричневого песчаника. Как будто он уже смирился с тем, что не вернется домой сегодня вечером. Как будто поверил в то, что прямо из здания суда его повезут в распределительный центр «Школа Скитби».

После Бродика дорога на несколько километров уходит вглубь острова, и поэтому, когда за последним поворотом снова видишь море, открывшаяся глазам картина ошеломляет. Перед тобой лежит голубая лагуна Ламлаш-Бэй, а дальше переливается в лучах солнца Холи-Айленд. Глядя на Холи-Айленд, я, конечно, вспоминаю Питера, о том, как мы тогда чуть не поцеловались. И как в результате этой попытки я оказалась под куском брезента.

В северном конце бухты бабушка резко сворачивает налево и две минуты едет вдоль берега, пока мы не оказываемся у здания суда. На нем нет никаких табличек, указывающих на то, что это за строение. Если не знать о его предназначении, его вполне можно принять за бунгало, низкое, серое и ничем не примечательное, разве что чуть крупнее обычного. Совсем не похоже на место, где вершат расправу. Бабушка припарковывает машину.

Мы выходим из машины и идем к входу в суд. У меня вдруг возникает желание взять мальчика за руку, но я себя сдерживаю. У входа нас встречает представитель суда Эстер. Питер наверняка уже приехал.

— Хочу кое-что прояснить, — говорит Эстер. — Чипы сейчас в спящем режиме. Но естественно, если будет предпринята попытка побега…

— Не волнуйтесь, — перебивает ее бабушка, — никаких попыток не будет.

И на этот раз она права. Побега не будет. Не из этого здания и не из Прошлого. Так я решила.

Вот почему сегодня я иду в суд, вооруженная только одним, последним ключом.

Глава 99

Питер, камень и пистолет

Зал суда тоже не представляет собой ничего особенного. Обычное прямоугольное помещение для проведения встреч и собраний. В одном конце на помосте стоит овальный полированный стол, а в противоположном расставлены стулья примерно человек для пятидесяти. Похоже, до того, как его передали под суд, здесь регистрировали браки: так этот зал до сих пор и выглядит. Стулья покрашены золотой краской, сиденья и спинки обтянуты красным бархатом.

На стульях сидит человек десять. Разумеется, когда мы входим, все головы поворачиваются в нашу сторону. Кто они — представители властей, журналисты или обычные граждане, я не знаю, да меня это и не волнует. Мой взгляд прикован к Питеру, к Камню и пистолету. Камень установлен между овальным столом и местами для публики. Он не такой, как в моем сне. В моем сне Камень был маленьким, с вмятиной по центру, и поместиться на нем мог только один человек. Этот — большой и плоский. Массивный, устрашающего вида блок из серого известняка десять сантиметров в высоту и как минимум два метра в ширину. Прямо перед ним стоят три стула. На одном сидит Питер.

Питер смотрит прямо перед собой, за Камень, на овальный стол на помосте, за который, как я понимаю, рассядутся советники. Эстер проводит нас в зал через боковую дверь, поэтому я вижу Питера в профиль. С этого ракурса он не похож на того Питера, которого я знаю. Хотя, возможно, это потому, что он в костюме, который ему немного тесен. А еще он причесался, и волосы кажутся прямыми. Я привыкла видеть Питера за работой, поэтому его неподвижность кажется какой-то странной. Широкий, бронзовый и подвижный — теперь скованный и белый. В нашу сторону поворачивают головы все, кроме него.