Игра Нептуна

Адамберг поужинал один в маленьком ресторанчике в Ришелье, в той уютной и чуточку грустной тишине, которая свойственна провинциальным гостиницам в мертвый сезон. Совсем не похоже на шумные «Черные воды Дублина». В девять вечера город кардинала опустел. Адамберг поднялся в номер и улегся на застеленную розовым покрывалом кровать. Подложив руки под голову, он пытался удержать разбегающиеся мысли, разложить их по ячейкам. Зыбучий песок, куда нырнул судья, чтобы исчезнуть из мира живых. Нависшая над ним угроза с тремя железными зубцами. Выбор Квебека в качестве места казни.

Замечание Данглара тяжким грузом лежало на другой чаше весов. Он с трудом мог себе представить, как столетний старик волочет тело Элизабет Винд через поля. Девушка, чье имя ассоциировалось с легким ветерком, была отнюдь не хрупкой. Адамберг моргнул. Так Рафаэль всегда говорил о своей подружке Лизе — легкая и страстная, как ветер. Ее фамилия — Отан — происходила от названия теплого юго-восточного ветра. Два ветра — Винд и Отан. Он приподнялся на локте и начал мысленно восстанавливать в хронологическом порядке имена других жертв. Эспир, Лефебюр, Ванту, Субиз, Лантретьен, Местр, Лессар, Матер, Бразилье, Февр.

Ванту и Субиз встали в один ряд с Винд и Отан.[6]

Четыре олицетворения ветра. Адамберг включил свет, сел за бюро и составил список жертв, ища комбинации и связь между двенадцатью именами, но не нашел ничего, кроме первых четырех слов.

Ветер. Воздух. Одна из Четырех Стихий вместе с Огнем, Землей и Водой. Возможно, судья хотел собрать своего рода космогонический пасьянс и стать повелителем четырех стихий. Богом наподобие Нептуна с трезубцем или Юпитера с молнией. Комиссар нахмурился и перечитал список. Только фамилия Бразилье[7] могла ассоциироваться с огнем или костром. Ни одна другая фамилия не имела ничего общего ни с огнем, ни с землей, ни с водой. Он устало оттолкнул от себя список. Неуловимый старик, выстраивающий непонятную цепочку убийств. Он вспомнил Юбера — столетнего старика из своего детства, который едва мог двигаться. Он жил на верхней улице и орал из своего окна всякий раз, когда взрывалась жаба. В восемьдесят пять он спустился бы вниз и задал им трепку. «На пятнадцать лет моложе».

Адамберг выпрямился и положил ладони на стол. Слышать других, сказала Ретанкур. А доктор Куртен был категоричен. Нельзя игнорировать его мнение профессионала только из-за того, что оно не совпадает с его собственными знаниями. «На пятнадцать лет моложе». Судье было девяносто девять лет, потому что он родился в 1904 году. Но разве дьяволу есть дело до метрики?

Адамберг сделал несколько кругов по комнате, схватил куртку и выскочил на улицу. Вышагивая по прямым улицам городка, он оказался у парка, где стояла в ночной тени статуя кардинала. Ловкий правитель, не чуравшийся мошенничества. Адамберг сел рядом с памятником, подтянув колени к подбородку. «На пятнадцать лет моложе». Предположим. То есть он родился в 1919-м, а не в 1904-м. Значит, сегодня ему восемьдесят четыре, а не девяносто девять. В этом возрасте старый Юбер еще забирался на деревья, когда подстригал их. Да, судья всегда выглядел моложе своих лет, даже несмотря на седину. Посчитав на пальцах, Адамберг определил, что в начале войны ему было двадцать, а не тридцать пять, а в 1944-м — двадцать пять. Почему именно 1944-й? Адамберг поднял глаза на бронзовое лицо кардинала, как будто тот мог ответить на этот вопрос. Ты все прекрасно знаешь сам, мой мальчик, словно бы говорил ему человек в красном. Мальчик и впрямь знал.

1944 год. Труп с тремя ранами, расположенными строго по прямой линии. Он исключил это убийство из списка по причине молодого возраста убийцы: парню было двадцать пять, а не сорок. Адамберг уперся лбом в колени, чтобы сосредоточиться. Мелкий дождик обволакивал его туманным коконом у ног хитроумного кардинала. Комиссар терпеливо ждал, пока давние факты выплывут из тумана или безымянная рыба вынырнет из древнего ила озера Пинк. Речь шла о женщине. На ее теле три раны. Убийству предшествовала история с чьей-то гибелью в воде. Когда? До убийства? После? Где? В болоте? В пруду? В Ландах? Нет, в Солони. В пруду в Солони утонул мужчина. Отец. После его похорон и была убита эта женщина. Из глубин памяти всплывала фотография в старой газете. Лица отца и матери, над ними заголовок. Это событие серьезно потрясло общественное мнение, раз удостоилось специальной вкладки в газете: нетерпеливое ожидание высадки союзников задвигало все остальное на задний план. Адамберг сжал кулаки, мучительно вспоминая заголовок.