Игра Нептуна

В пятницу утром Рафаэль Адамберг получил от брата сообщение, которое тот назвал «Земля»: так кричат матросы и мореплаватели, завидев туманные очертания суши, подумал он. Рафаэлю пришлось перечитать послание несколько раз, прежде чем до него дошел смысл смутных пассажей про драконов и ветры, набранных нетерпеливой и усталой рукой, смешавшей в одну кучу ухо судьи, песок, убийство матери, возраст Фюльжанса, увечье Гийомона, деревню Коллери, вилы и маджонг. Жан-Батист печатал так быстро, что пропускал буквы и даже целые слова. Дрожь доходила до Рафаэля, передаваемая от брата к брату, от берега к берегу, несомая от волны к волне, выплескивающаяся на его детройтское укрытие и одним махом разгоняющая тень, в которой он влачил свое существование. Он не убивал Лизу. У Рафаэля не было сил даже на то, чтобы подняться со стула. Он не понимал, как Жан-Батист сумел выявить всю серию убийств судьи. Однажды в детстве они забрались так далеко в горы, что не знали, в какой стороне деревня. Жан-Батист залез ему на плечи. «Не плачь, — сказал он. — Попробуем понять, где раньше ходили люди». Через каждые пятьсот метров Жан-Батист проделывал то же самое. Туда, говорил он, спрыгивая.

Жан-Батист повторил это и сейчас. Забрался повыше и увидел след Трезубца, кровавый след. Как собака, как бог, подумал Рафаэль. Жан-Батист еще раз проложил ему путь домой.

LVI

Этим вечером огнем заведовала Жозетта. Адамберг позвонил Данглару и Ретанкур и проспал всю вторую половину дня. Вечером, все еще пребывая в заторможенном состоянии, он занял свое место у камина и смотрел, как хлопочет хакерша. Закончив, Жозетта принялась играть с тлеющей веточкой, рисуя в воздухе круги и восьмерки. Оранжевая точка кружилась и дрожала, и Адамберг спрашивал себя, может ли она, подобно деревянной ложке в кастрюльке с кремом, растворять комки, все эти облепившие его комки. Жозетта обулась в тенниски, которых он прежде не видел, — синие с золотой полоской. Похоже на золотой серп на звездной ниве, подумал он.

— Не дадите мне попользоваться? — спросил он.

Он сунул веточку в угли и провел ею по воздуху.

— Красиво, — одобрила Жозетта.

— Да.

— Квадрата в воздухе не нарисуешь. Только круги.

— Ничего, я не очень люблю квадраты.

— Преступление Рафаэля напоминало большой квадратный замок, — деликатно заметила Жозетта.

— Да.

— И сегодня его сбили.

— Да, Жозетта.

«Паф-паф-паф и — бах!» — подумал он.

— Но другой остался, — продолжил он. — И дальше нам не пройти.

— Комиссар, подземелья бесконечны. Их создали, чтобы перебираться из одного места в другое. Все они связаны между собой, одна тропинка переходит в другую, за этой дверью обнаруживается следующая.

— Не всегда, Жозетта. Перед нами самый непреодолимый из засовов.

— Какой именно?

— Память, утонувшая в стоячей тине озера. Моя память заблокирована камнями, моей собственной ловушкой, моим падением на тропе. Такой блок не откроет ни один пират.

— Засов за засовом, последовательно и терпеливо — так действует хороший хакер, — не согласилась Жозетта, сгребая угли в камине. — Нельзя открыть дверь номер девять раньше двери номер восемь. Понимаете, комиссар?

— Да, Жозетта, — почти весело ответил Адамберг.

Жозетта методично укладывала головешки вдоль полена.

— Прежде чем взяться за память, — продолжала она, указав на уголек щипцами, — нужно разобраться с пьянкой в Халле и вчера вечером.

— Там тоже непроходимый барьер.

Жозетта упрямо покачала головой.

— Я знаю, Жозетта, — вздохнул Адамберг, — что вы пробирались в файлы ФБР, чтобы расслабиться. Но в реальной жизни засовы не открываются так же просто, как в компьютере.

— Не вижу никакой разницы, — отозвалась Жозетта.

Адамберг протянул ноги к камину, продолжая медленно крутить палочкой в воздухе и наслаждаясь теплом. Доказанная невиновность брата возвращалась к нему, как бумеранг, оттесняя с привычных позиций, меняя угол зрения, раскрывая запретные места, где мир, казалось, незримо менял текстуру материи. Он не знал, что именно менялось, но точно осознавал, что в другое время, еще вчера, он никогда не рассказал бы хрупкой хакерше в синих с золотом теннисных туфлях историю о дочери Севера Камилле. Но он это сделал, рассказал все, с самого начала до давешнего пьяного бреда.

— Видите, — сказал Адамберг. — Проход закрыт.

— Можно, я возьму палочку? — робко спросила Жозетта.

Адамберг протянул ей ветку. Она разожгла ее в огне и снова принялась чертить оранжевые круги.

— Почему вы ищете переход, если сами его закрыли?

— Не знаю. Скорее всего, потому что там воздух, без которого человек либо задыхается, либо взрывается. Как Страсбургский собор с забитыми окнами.

— Что вы говорите? — удивилась Жозетта. — Они забили окна? Но зачем?

— Никто не знает. — Адамберг сделал неясный жест. — Но они это сделали. Драконами, миногами, собаками, жабами и одной третью жандарма.

— Понимаю, — сказала Жозетта.

Она бросила веточку на подставку, отправилась на кухню, принесла два стакана для портвейна и дрожащими руками поставила на ограждение камина.

— Вы знаете его имя? — спросила Жозетта, разливая вино по стаканам и вокруг.