Игра случая

Нашатырь нашелся среди пузырьков в сумке-аптечке.

— Не подниму… Силы не те, — огорчился Матвей. Он осторожно перекатил Димона, ощупал ему ноги и руки.

— Очнись, — поднес к его носу нашатырь.

Тот моментально открыл глаза.

— Приехали? — спросил Димон.

— Лежи, — прижал его к земле Матвей. — Сейчас посмотрим, куда приехали.

— У меня все нормально. Как это я от руля оторвался?

— Землетрясение… оторвало.

Димон встал на колени, видно было, что у него кружится голова.

Вдруг Матвей почувствовал горячее дыхание на своей руке.

— Клык, ты? — обрадовался Матвей. — Нашел нас. Молодец. Почувствовал, что мы близко, почти у дома. А где же Софочка? Ты оставил ее? Матвей тревожно оглядывался.

Димон, покачиваясь, поднялся, подошел к машине, осмотрел ее.

— Колеса целы. Стекло разбито. Знаешь, Матвей, если тут такое дело, то что на Обсерваторной? А в поселке?

— У меня там жена… — охнул Матвей. — Придется пешком спускаться. Ну да мне не впервой. Я тут все тропинки знаю.

— Спускайся один, иди к Марине, — поддержал его Димон. — А я к дому.

— Соню, Софочку найди! — крикнул Матвей вслед удаляющемуся Димону. В руке у того была сумка с медикаментами.

***

Питер выбрался из завала, но с другой стороны от станции, значительно ниже нее. «Что это было? Пожар? Что случилось? Галина… Герман… где они? Если найду, будем спускаться к дому. Там мы нужнее. Что это? Кровь? Откуда? Видимо, рана на левой руке, сверху». Питер сорвал с головы ленту, перетянул ею руку ниже бицепса. Привычным жестом откинул длинные вьющиеся волосы за спину и, сделав несколько шагов, понял, что и с правой ногой не все в порядке. Огляделся. Нашел подходящую корягу, обломал ветки. Пошарил по карманам: «Хорошо, что ножичек с собой взял. Привычка свыше нам дана», — подумал мимоходом. Обстругал корягу. «Костыль хоть куда». Рюкзак, слава Богу, тоже остался при нем, за плечами. «Итак, первая задача — своих отыскать. В этом аду вряд ли Галина с Германом меня найдут».

Закричал, что было сил:

— Люди, где вы?

Прислушался. Тишина была ему ответом.

На месте станции осталась груда обгоревших досок. Остатки настила крыши тоже горели. «Нужно уходить отсюда, но куда?» — мелькнула мысль. Питер побродил по развалинам еще с полчаса. Кричал, звал коллег по именам. Бесполезно. «Такого испытать мне пока не довелось. Что же делать?»

Уставший, прислонился к дереву. И вдруг услышал слабый стон: «Помогите».

— Это точно из ложбины, — догадался он.

Ринулся на голос. В лесистой расщелине лежала Галина. Прошлогодний молодняк орешника густой щеткой неокрепших стеблей самортизировал ее падение.

Теперь в ней трудно было узнать ту неприступную женщину, к которой он боялся лишний раз подойти, обидеть словом или задеть неосторожной фразой. Лицо, измазанное сажей и гарью, с разводами еще невысохших слез, молило о помощи.

Она попыталась пошевелиться. Вскрикнула.

— Где Герман?

— Не нашел. Не отзывается. Но вы нашлись, значит, и он откликнется.

— Что будем делать?

— Сейчас узнаем, на что мы способны и что имеем, тогда и будем принимать решение.

— Знаю Германа давно, вниз он один бы не пошел. Попробую встать, а вы покричите и поищите еще под обломками.

— Слушаюсь и подчиняюсь, — улыбнулся Питер. — Давайте помогу сесть. У меня вода во фляжке осталась. Смочите губы.

— Спасибо. Хорошо нас тряхнуло, ничего не скажешь. Баллов семь, не меньше. У меня что-то со спиной и ногу не чувствую. Боюсь, что идти не смогу. Надеюсь, толчки прекратились.

— Позже разберемся. Теперь, как моя мать говорила, не до жиру, быть бы живу.

— Ну, тогда поспешите с поиском Германа. До скорого.

— И вам не хворать, — ответил ей Питер первое, что пришло на ум. А сам про себя подумал: «Нахватался я среди русских коллег юношеского жаргона, даже перед Галиной неудобно стало».

***

— Постойте, Питер! Не уходите, — Галина Петровна протянула к нему руку. — Мне есть что вам сказать.

— Что, моя дорогая? Позволь тебя так называть теперь, после такого боевого крещения, — Питер подсел с подветренной стороны и телом защитил женщину, которую тайно любил.

— Я должна тебе признаться… Я, как бы тебе сказать, источник оперативной информации… о тебе…

— А, агент, значит, КГБ… — Питер отвел взгляд. — И что ты успела передать о моей работе?

— Регулярно делала фото с твоих текущих документов, копии архива и журнала для рабочих гипотез. Прости и не суди. В нашей стране трудно быть борцом за справедливость.

Питер задумался.

— А знаешь, хорошо, что сказала. Кто еще про это знает, как думаешь?

— Димон точно знает. И про меня тоже.

— Ты не можешь любить меня?

— Я не люблю тебя. Я никого не люблю, прости. Да и ты не любишь меня. Ты талантлив и влюблен в работу. У нас нет с тобой будущего, так что не будем и начинать любить… Иди. Я буду ждать помощи здесь.

***