Мы выпили. Изрядно опьянев, но, еще не забыв окончательно о цели моей операции, я пыталась направить разговор в нужное русло:
- Все ясно, мы с вами одной крови, Ивановна! А Лариса? Она что, тоже из наших?
- И, да и нет... В этом то и заключается весь трюк!
- Трюк?! Какой такой трюк? - насторожилась я.
Меня начинало распирать от гордости: мой подвиг разведчика, пустившегося во все тяжкие, непременно войдет в историю расследования, как грех во спасение. Татьяна Ивановна покосилась на Ларису, которая вроде бы спала, утомленная всплеском эмоций, и шепотом сообщила мне:
- Это из-за нее я влипла во всю эту авантюру, но не о чем не жалею. Потому что люблю ее и готова сопровождать повсюду...
- Почему? - удивилась я, совсем не ожидая от женщины бальзаковского возраста подобного признания в любви к девице, моложе ее раза в два. "Действительно, нравы... видимо, отстаю от времени. Есть над чем призадуматься", - размышляла я. Татьяна Ивановна, будто не заметила моего изумления и заговорщицки объявила:
- Потому что я - крестная мать Ларисы!
Неожиданный поворот. - А кто же "крестный отец"? - прошептала я, задыхаясь от волнения, хотя мысленно была близка к разгадке, феерически озарившем мой разум: не кто иной, как мистер "Х" - мастер перевоплощений! Еще немного терпения и она сдаст мне Костромского. И, торжествуя в душе, предвкушая скорое разоблачение, я представила себе, с какой помпой объявлю завтра всем о раскрытии преступления! Холмс будет в восторге! Татьяна Ивановна, которая к этому моменту могла еще трезво рассуждать, в отличие от меня, приступила излагать суть дела:
- В молодости, мы - я и мой муж, дружили с родителями Ларисы. Когда девочка в детстве тяжело заболела и традиционная медицина оказалась бессильна, наши друзья обратились за помощью к знахарке, которая выставила условие: пока сами не покреститесь и не окрестите ребенка, лечить не буду. Нам всем, убежденным атеистам, пришлось подчиниться. Мне с мужем доверили роль крестных. После воссоединения с церковью и последующих сеансов народной терапии, Лариса быстро пошла на поправку. В результате чудесного исцеления дочери мать исступленно уверовала в бога, вступила в какую-то секту и маленькую дочку таскала за собой. Лариса взрослела. Сначала мама водила ее в детский садик за ручку, потом в школу, вплоть до ее окончания, чтобы, не дай бог, Лариса по дороге не свернула с пути истинного! Дружить в классе ни с кем не разрешалось: только с божьими братьями и сестрами. В результате материнских запретов и наказаний, девочка росла замкнутой и запуганной. Отец долго сопротивлялся, потом смирился. Вскоре они разошлись. Наша дружба семьями тоже распалась. Своих детей мы с мужем так и не нажили, поэтому, когда нам позволяли, охотно навещали крестницу, дарили подарки на праздники и дни рождения и привязались к ней, как к родной дочери. Она отвечала нам взаимностью: ждала встречи с нетерпением и плакала при расставании, - Татьяна Ивановна прослезилась и продолжала:
- Два года назад моя бывшая подруга умерла и, естественно, родной отец взял дочь к себе. К этому времени, давно освобожденный от оков семейного "счастья", он был уже на пике руководящей карьеры на промышленном комбинате, где я работала экономистом, и занялся вплотную устройством и перевоспитанием дочери, которая к тридцати годам не имела за плечами ни друзей, ни мужа, ни детей и даже должного образования. Закончила после школы курсы машинисток и стучала по клавишам, беря работу на дом. Когда, Союз распался, завод обанкротился, папаша быстро сориентировался в установившемся хаосе, сколотил стартовый капитал и организовал небольшую страховую компанию, куда пристроил Ларису личным секретарем, а меня, по знакомству, бухгалтером. Благодаря ему Лариса поглощает теперь иные ценности и учится жить по-новому. Наш директор обрадовался возможности вывести дочь "в люди", когда встал вопрос, кого отправлять на учебные курсы в Сочи. Но Лариса отказалась, наотрез, ехать одна и меня командировали вместе с ней в качестве няньки. Суровый отец вышел из себя - в его планы не входило оплачивать поездку в двойном размере. Чтобы как-то компенсировать свои расходы, он выбил нам номер подешевле. Обстановка не шикарная, мне не привыкать. Главное, что мы вместе!
Финал душещипательной истории похоронил с почестями мою надежду восхождения на Олимп и лавры победителя. Ничего не поделаешь, пришлось признать свое фиаско и запить горечь разочарования еще одной дозой коньяка. Потом еще одной и еще, пока моя неудача не показалась мне ничтожной по сравнению с судьбой бедной девушки.
- Теперь понятно, - заключила я, - почему Лариса так расстроилась. Не успела освоиться в чуждом мире, как ей учинили допрос с пристрастием.
- Если бы только это! - сокрушалась Татьяна Ивановна, - бедолагу угораздило влюбиться первый раз в жизни в этого вашего сыщика!
- Олега, Олега Абисалоновича? - поправилась я.
- Ну, конечно, в кого же еще! Его публичное заявление о чувствах, было последней каплей. Поэтому я так враждебно вас встретила. Прости, понимаю...