Игра в «дурочку»

Однако… однако так не захотелось с этим мириться, даже мысленно, когда вдруг небо зарозовело и защебетали птицы, налетел ветерок, растормошил сонный тополь…

К пожилой санитарки, что пришла с ведром и щеткой, спросила, который час, а заодно и день. Она, видимо, привыкшая к проявлениям разного рода полоумия, ответила без удивления, будничной скороговоркой. Получалось, в Доме ветеранов я была четыре дня назад. Четыре дня назад Аллочка резала себе руку, чтобы доказать мне, что она со мной заодно, и с Токаревым тоже…

Но что дало мне это знание? Гораздо важнее была на сегодня другое — если бы пришел Михаил и рассказал, как, что, и про Аллочку в том числе… Вот уж мука мученическая — дожидаться объяснения загадочных явлений! Когда хоть криком кричи, хоть молоти кулаком в стену — ничего не узнаешь до тех пор, пока кто-то там решит, что теперь можно развязать секретные узелки…

Я встала у окна и смотрела на ту часть асфальтовой дорожки, по которой шли и шли люди. Верно, врачи возвращались на дежурство, больные спешили дышать утренней свежестью. Стыдно, стыдно признаться, но если бы в эту минуту я увидела Алексея, то, чес слово, не оценила бы сей факт по достоинству, а подумала бы бесчувственно: «А где Михаил?!» Ну да, да, мое любопытство, а если сказать красивше — любознательность, пробудились на алой заре и потребовали пищи…

Но время шло, а Михаил не шел. Так ведь он и не обещал быть сегодня. Я продолжала маяться у окна и после того, как позавтракала, и после обеда… Только все не впрок, если не считать того, что внезапно меня сморила усталость, и я уснула и проспала до полуночи, как потом оказалось. Организм, стало быть, знал, как, сколько чего нужно ему, чтобы вернуться в исходное положение, добрать силы, истраченные на всю эту нервотрепку…

Михаил объявился к вечеру, когда на песке больничных аллей шевелились темно-сиреневые кружевные тени, а вдали, на золоченом церковном куполе, горела белым, ослепительным, одна точка.

— Думала, не приду?

— Думала.

— Твое любопытство уже сгрызло печенку?

— И селезенку впридачу.

— Тогда я расскажу тебе некую историю, которая случилась в некотором царстве-государстве. Пошли вон по той аллейке, а то тут солнце печет. Или тебе оно в кайф?

— Все равно! Не тяни!

В полузаброшенной аллее, где сквозь песок пробивалась трава, где отчетливо, как за городом, посвистывали птицы, где я то и дело приостанавливалась, чтобы справиться с очередным приступом изумления, мне рассказывалось о том… какая я, в сущности, несмышленая девица…

Оказывается, в Доме ветеранов работников искусств, о котором ушлые журналисты из газет, радио и теле, прикормленные, разумеется, пели гимны, происходило черным черное, хичкоковское действо, ковались из грязных грязные капиталы… Там орудовала весьма профессиональная банда. Точнее — одно звено наркомафии, берущей начало в Афганистане-Таджикистане.

— Повторюсь и покаюсь, Татьяна, вышла у меня промашка… Не придал особого значения твоему сообщению о смерти при пожаре старой Мордвиновой. Мне надо было выполнять не слабое задание там… в горах… Там и пошла к нам хорошая карта. Поймали наркокурьера. Сначала показалось, что он врет. Слишком чудовищные вещи рассказывает. Про сущий ад, геенну огненную… ОН там в морге служил… Высоко взлетел! Усмехаешься? Зря. Попробуй устройся в московский морг без взятки! Место хлебное, они там, кто, к примеру, покойников гримирует, одевает и прочее, имеют надежные бабки, в ресторанах кайфуют, у них устрицы к горлу подступают… На этот раз его кинули в горную республику на время, проведать будто бы родню… Засветился. Долго выкручивался. Потом стал рассказывать… Мы обалдели. Апокалипсис! Будто в морг периодически привозят стариков и старух с вспоротыми животами. Не сильно вспоротыми, чтоб рука проходила. Он с напарником вытаскивали оттуда, из дыры, пакеты с героином. Дошло? Тела старух, стариков служили вроде чемоданов, шкатулок и все дела! Их по-быстрому сжигали. На случай, если бы объявились родственники, — в морге навалом ничейных тел, могли в момент чужую старуху приодеть, попудрить, придать покойнице товарный вид. Они же, когда к восьмидесяти, все, вроде, на одно лицо… Ты что встала? Рвать тянет? Рассказывать дальше или возьмешь тайм-аут?

— Они что, эти наркоподонки, вовсе полоумные, Михаил? Или как?

— Не льсти их самолюбию. Ну охота у них такая, у всех рвачей, блевать бриллиантами, чтоб россыпью… Ну дальше… пристроили мы к этому моргу своих людей. Ждали… Зря. Никаких покойниц с дырками на животе. Опять стали давить на пойманного, чтоб он отказался от своей дикой сочиняйки и выдал голую правду. Но он на своем стоит. Наутро его нашли в камере повешенным. Один надзиратель исчез. Думай, что хочешь. Наши ребятки работали, копали. И накопали — дружок пойманного, по армейской службе дружок, работает в Доме ветеранов работников искусств… Живет на даче актрисы Мордвиновой… Дачка расположена удачно — неподалеку аэродром, шоссе… А он на сером фургончике за молоком в совхоз ездит… Ну да ты сама дошла кое до чего и рассказала Токареву очень-очень кстати.