Игра в японскую рулетку

Я подумала: «Действительно, а мне-то какая разница, какого цвета эта их китайская кошка, какой такой «изм» прячется под ее длинным хвостом?

Битва дракона с тигром

В один из дней китайские знакомые пригласили нас в самый знаменитый в Пекине ресторан, где, так считается, лучше всего готовят «утку по-пекински». Утка была, и вправду, великолепна. А среди разнообразных блюд – нарезанные кусочками щупальца осьминога, приправленные овощами, зеленью и специями. Лихо взяв в руки палочки, мы сразу принялись за них. Заметив, что сотрапезники заговорщически переглядываются, безмятежно этак спрашиваем:

– Что это за блюдо, мистер Дзанг?

– Да это морепродукты. Морская пища… всякая. Я не знаю, как это по-английски.

– Ну-ну, – думаем. – А как этот морепродукт выглядит?

– Трудно объяснить… Вам нравится?

– Конечно, нравится. Это же осьминог, не так ли? По-английски – octopus. У него восемь щупальцев. Сейчас нарисуем на салфетке…

Дружный смех за столом означал, что китайская национальная забава – европейцы, поглощающие по неведению несъедобную восточную экзотику – на сей раз не удалась. Тогда мы наглеем и храбро заявляем: «Вот если бы нам предложили попробовать «Битву дракона с тигром», это действительно нам было бы в диковинку». «Слушайте, – спохватываюсь, – а из чего это пышно звучащее блюдо готовят?» «Да так, ничего особенного туда не кладут, – объясняет мистер Дзанг, – в роли дракона выступает змея, а тигра играет всего лишь кошка»…

Тут я четко осознаю, что в «Битве дракона с тигром» участвовать не хочу, кошку пробовать решительно не желаю, и что мне стократ милее игра в японскую рулетку. Японская рыба-шар фугу, хоть и ядовитая, но ведь рыба же! К тому же с кайфом!

Под хрюканье поросят он тайком читал Гоголя

На китайского писателя, знатока и переводчика Гоголя и Куприна, меня «вывела» подруга – поэт Лидия Григорьева… Услышав о предстоящей нам с мужем поездке в Пекин, объявила, что знакома с одним – за-ме-чательным! – литератором, преподающим в Пекинском педагогическом университете русский язык и литературу, и дала визитную карточку десятилетней давности. Визитка, конечно, устарела: профессор Лань Иннянь уж несколько лет как перестал преподавать, вышел на пенсию и занимается теперь исключительно литературным трудом, пишет свои книги, переводит русскую художественную литературу… На факультете, однако, остались его ученики, они-то и назвали правильный телефон…

Высокий, стройный и моложавый, первым делом он осведомился о моем отчестве. «А мне вас как величать?» – вежливо спрашиваю в ответ. Улыбается. «Зовите, – говорит, – Николаем Васильевичем, так будет проще…» «Как Гоголя?» – догадываюсь я. «Как Гоголя», – скромно соглашается профессор, и я вспоминаю, что подруга рассказывала: профессор Лань, увлеченный автором «Мертвых душ», обошел и объехал все, ну буквально все гоголевские места в нашем бывшем отечестве…

Мой новый знакомый родился в семье китайского философа и эстета, выпускника Гейдельбергского университета. Отец «Николая Васильевича» изучал там Канта, а затем перевел и издал в Китае его «Критику чистого разума». Вообще-то человек он был весьма и весьма известный в стране, общался даже с Чан Кайши. А после создания КНР Мао Цзедун почему-то взял и назначил его генеральным прокурором. Все его дети – а их было семеро – получили весьма порядочное образование. Младший из них – мой собеседник – окончил Пекинский университет, стал дипломированным преподавателем и, как и отец, увлекся переводами книг, но с русского языка.

– Говорят, у Конфуция было три тысячи учеников… – заявляю я в качестве «прелюдии к теме».

– Нет, – возражает профессор Лань, – настоящих учеников было семьдесят два. Остальные приходили время от времени Конфуция просто послушать, просто взглянуть на него. А знаете, – неожиданно восклицает он, – дворец Конфуция на его родине похож на императорский в Пекине, только меньше. И сад похож. Журавли слетаются туда по вечерам, очень красиво летят и рассаживаются на верхушках деревьев вокруг дома Конфуция, вокруг храма Конфуция, у кладбища, где похоронен Конфуций…

– А почему вы начали заниматься русской литературой? И почему Гоголем?

– Еще в школе мне попалась книга Вересаева «Гоголь в жизни». Я прочитал ее, в переводе, естественно, и мне очень эта книга понравилась. А потом прочитал «Миргород», «Старосветских помещиков»…

– По ментальности это так далеко от всего китайского, от того же Конфуция. Как же вам вдруг понравилось?

– Мне очень по душе гоголевский юмор. Для меня это лучший писатель в русской литературе. Характеры, которые он выписал, до сих пор и живы, и актуальны. Ноздрев, например, или Хлестаков, или Манилов… И это вовсе не так от нас далеко, как вы полагаете.

– Вы находите, что такие характеры присущи и китайцам?