Игра в имитацию

Между тем к концу десятилетия также появилась решимость, чтобы начать говорить о Блетчли-Парке, хотя первое прямое заявление о его стратегической значимости произошло только в 1974 году в работе Уинтерботэма Операция «Ультра». В этой книге не было упоминаний об Алане Тьюринге, но в том же году в художественном произведении Энтони Кейва Брауна

Телохранитель лжи неоднократно появляется термин «Тьюринг», иногда в сочетании с такими словами, как «машина» и «bombe» (первое устройство для расшифровки кода шифровальной машины «Энигма»). Процесс пошел. Тем временем Джек Гуд и Дональд Мичи опубликовали некоторые разоблачающие факты об электронных машинах в Блетчли. Сводя все ветви развития ситуации вместе, запросы Б. Рэнделла, движимые отчасти интересом к участию Алана Тьюринга в происхождении компьютера, пользовался некоторым успехом. Его откровения о технологии секретного компьютера Colossus и в самом деле скорее отражают достижение Ньюмана и Флауэрса, нежели нечто связанное непосредственно с Аланом Тьюрингом, но это означало, что появилось первое серьезное представление о гигантских масштабах возможных операций. Многое из этого, наряду с другой раскрытой в середине 1970-х информацией, было представлено в телевизионной программе BBC, одной из серий под названием Тайная война

, которая транслировалась в начале 1977.

1969 был также годом освобождения геев, что послужило очередной смене мысли и привело к возможности размышлять о Тьюринге в 1970-х. Это не было результатом реформ Джона Вулфендена — которые, хотя и с задержкой из-за неимоверных усилий виконта Монтгомери и других, превратились в законный Акт о половых преступлениях в 1967 году. Установка «возраста согласия» на планку в двадцать один год, эти рационализация и модернизация закона лишь стали подтверждением того, что преступление Тьюринга осталось преступлением. Довольно краткое возрождение американского либерализма позволило поменять концепцию термина «проблема»: видение общества как проблему для личности, а не наоборот. По-своему это изменение создало условия для повторного исследования жизни Алана Тьюринга так же, как и для других открытий нового десятилетия: дело не только в том, что стало возможным вести разговор о его гомосексуальности, но и в том, что появилась возможность оценить его гордость, упрямство, и моральную силу, которые он пустил в ход; оставаясь скрытным и застенчивым человеком, он, тем не менее, настаивал на том, что гомосексуальность не предмет стыда, который нужно скрывать.

Принимая всё это во внимание, в 1970-х стало по-настоящему возможным кому-то увидеть, кто же такой Алан Тьюринг, отчасти давая понять, что никто в его жизни (кроме него самого) не смог бы сделать ничего подобного. Случилось так, что оказался в таком положении, времени, и был поражен всеми этими событиями. Впервые я столкнулся с именем Алана Тьюринга летом 1968 года — по сути, в самый расцвет информатики, потому что я читал о кибернетике и машинах Тьюринга, как студент-математик. На самом деле мой выбор был не в пользу этой области, а скорее в направлении математической физики, изучение теории относительности и квантовой механики Роджера Пенроуза в аспирантуре с 1972 года, и главной задачей было внести свой вклад в развитие теории твисторов Пенроуза.

Но в 1973 году имя Алана Тьюринга вновь произвело на меня неизгладимое впечатление, на этот раз в иной сфере моей жизни. Я был тогда членом группы, сформированной лондонским Освободительным движением геев для создания брошюры, в которой осуждалась бы биолого-медицинская модель гомосексуализма. Один из членов группы, Дэвид Хаттер, что-то слышал что-то об окончании истории Тьюринга от Ника Фербэнка. Ничего не зная о его секретной работе, и, полагая, что его смерть могла стать результатом работы над гормональной терапией, мы включили параграф, содержавший в себе эту идею, чтобы проиллюстрировать нашу тему. Таким образом, после двадцати лет молчания прозвучал первый публичный визг протеста.

Эта история, в течение многих лет скрывавшаяся в глубине моего сознания, сопряженная с чувством, что я должен со временем узнать больше о том, что произошло, неожиданно вышла на передний план снова 10 февраля 1977. В тот день, во время обеда исследовательской группы Роджера Пенроуза в Оксфорде, состоялся разговор о знаменитой статье Сознание, которая вернула мне прежний интерес к идеям Тьюринга, а затем вполне самостоятельно — уже в программе BBC о Блетчли-Парке, которая шла накануне по телевизору. Роджер Пенроуз прокомментировал своё мимолетное упоминание Алана Тьюринга так: он давно слышал разговоры о нем как о человеке «затравленном до смерти», но только в последнее время стали ходить слухи о нем как о человеке, который «заслуживал графский титул». На тот момент ничего не было ясно или с чем-то связано, и случилось тремя годами ранее, прежде чем я мог составить последовательную интерпретацию того, что случилось, — но этого мне было достаточно, чтобы почувствовать