Ты ему просто позвонишь… Просто позвонишь…»
И вот я захожу в кафе и около двух часов, смакуя всё это время маленькую чашечку эспрессо, смотрю в телефон на его номер и не могу заставить себя нажать на кнопку вызова.
И тут я начинаю злиться: «Да кто он такой, что доводит тебя, Алиса, до подобного состояния?! Ты – молодая, талантливая, симпатичная, умная, добрая, прошедшая в жизни через огонь, и воду, и медные трубы; тебя ценят, уважают, любят, у тебя множество поклонников, которые мечтают посидеть рядом с тобой в кафе… И этот чёрт его знает кто, грубый, циничный, властолюбивый, самовлюблённый, эгоистичный монстр…»
Я обрываю цепочку мыслей нажатием пресловутой кнопки.
Он не подходит к телефону.
Я облегчённо выдыхаю, выхожу на улицу и направляюсь домой.
Из сумки раздаётся привычная трель. Сердце бешено колотится. Я достаю телефон и вижу определившийся номер.
– Да, – спокойным голосом произношу я.
– КТО ВЫ? Вы мне звонили… – громогласно гремит в ухо.
«Кто бы сомневался…» – усмехаюсь я от услышанного и внезапно, неожиданно для себя, ровным голосом, но с ехидной улыбкой произношу:
– Это… выдающийся деятель искусства и культуры Российской Федерации… Алиса Андреевна… вас беспокоит…
Пауза и вздох. Он вспомнил! Как это мило с его стороны.
– А… Алиса… Здравствуйте… – как-то даже с нотой извинения за паузу произносит он. – У меня новый телефон… Ещё не успел перенести все контакты…
Мне смешно. Ты и не думал переносить мой номер телефона. Хотя бы потому, что в старом у тебя его тоже не было.
– Как у вас дела? – спрашиваю я с лёгкой усмешкой.
Он что-то говорит. Потом спрашивает, как дела у меня, где я работаю.
– Ввиду отсутствия предложений от тех, кто обещал мне перезвонить в марте, вышла на работу в СП…
– Да, мне звонили от вас… от тебя… Ольга, кажется… Но на книгу сейчас денег нет… Сплошные вложения, инвестиции…
Мне хочется, чтобы этот разговор продолжался вечно. Я что-то говорю ему про свои переговоры с ТВ, про возможность снять фильм о человеке, или о бизнесе, или о чём угодно.
– Нет, денег сейчас на это нет…
Дурачок… Я говорю первое, что приходит в голову, только для того чтобы не молчать… И потому, что я никак не могу сказать, зачем я тебе, собственно, звонила. Я хочу, чтобы мы встретились.
– Я сейчас захожу в самолёт, не могу говорить больше, – внезапно произносит он. – Лечу из города А в город Б, а потом в Италию… Я буду в Москве на вторые майские праздники. Может быть, мы тогда встретимся? Где-нибудь посидим, поговорим… Кофе, чай?..
– Кофе… – выговариваю я, не веря своим ушам и практически прыгая от счастья прямо на глазах у прохожих.
– Хорошо, тогда я прилечу – позвоню, пятого-шестого…
И мы оба одновременно произносим одну и ту же фразу с небольшой разницей:
– Очень рад тебя слышать.
– Очень рада вас слышать.
Мы прощаемся.
Я не убита. Не расчленена. Не съедена. И с нетерпением жду майских праздников…
Чем ближе к майским праздникам, тем почему-то мне всё больше кажется, что мы не встретимся. Теперь чувство страха во мне вызывает скорее даже не ОН, а то, что я не смогу его увидеть. Чтобы раз и навсегда разрубить гордиев узел, поставив точку.
От невыносимой тоски мне хочется сбежать в Память, в своё Прошлое. И первого мая я отправляюсь на дачу. Туда, где провела детство. На дачу, которой больше нет.
Любой поезд можно использовать как транзит. И вот я – на Белорусском вокзале. Холодно, но светит солнце. Я сажусь в электричку у окна справа. Поезд отсчитывает остановки. Каждая – как шаг на одну ступень вниз, в Подсознание, погружение в Память, в детство, которого почти что и не было. Ехать полчаса. С каждой ступенью слёзы всё сильнее наворачиваются на глаза, но я сдерживаюсь. Вот уже и дальний пруд за окном, сейчас будет ближний, маленький, всегда покрытый зеленью. Я встаю, подхожу к дверям в тамбуре.
Двери открываются. В Подсознание.
Светит солнце, но холодно. Я поворачиваю направо, перехожу дорогу. Большое здание магазина. Теперь он называется как-то иначе. Около него когда-то сидели бабушки, торгующие цветами, яблоками, картошкой. Я иду дальше. К Дому. Медленно. Потому что каждый шаг даётся мне с огромным трудом. Я подхожу к торговым палаткам и читаю вывески. Какая-то крутая машина заезжает на асфальтированную парковку. Я не смею даже ступить на этот проклятый асфальт. Он похож на надгробие. Той траве, тем деревьям, которые навсегда остались под ним. Надгробие моему сгоревшему дому. Я прохожу чуть дальше.