Опять Таня прикладывалась? Или вино осталось с прежних времен? Но мать ведь недаром тянется к нему, когда ей паршиво, может, и Эмберли стоит попробовать пригасить разрывающий ее на части ураган эмоций?
Она достала бутылку, выдернула из нее пробку – в нос ударил чуть пряный щекочущий аромат. Вроде бы не противно, но из горла Эмберли пить не решилась. Лучше по-человечески, пусть и не из бокала, но хотя бы из стакана. Тем более она не собирается наслаждаться и смаковать – надо напиться, чтобы перестать думать и снова стать беззаботной.
Налив сразу целый стакан, Эмберли выпила его крупными глотками, словно обычную воду, почти не ощущая вкуса и ничего не чувствуя. Почти ничего. Горло слегка обожгло, язык различил терпкую горечь и сладость одновременно.
И все-таки на последнем глотке она едва не поперхнулась. Торопливо поставила стакан на стол, отдышалась, прислушалась к себе. Но, кажется, не было никакого эффекта, только в груди и в желудке заметно потеплело, а мысли по-прежнему все здесь, и сердце трепещет еще сильнее.
Она налила еще, отхлебнула чуть-чуть и двинулась наверх, к себе. На последних ступенях лестницы голова слегка закружилась, перед глазами все поплыло. Эмберли покачнулась и вцепилась в перила одной рукой, потому что вторая была занята стаканом, а чтобы удержать его, тоже потребовалось немало усилий. Но часть содержимого все равно выплеснулась через край, оставив на лестнице несколько маленьких лужиц. И Эмберли жадно отхлебнула еще, чтобы не разливать больше.
Ключ никак не хотел вставляться в замочную скважину, тыкался не туда, срывался. И опять мешал стакан. Пришлось даже поставить его на пол, присев на корточки, а распрямиться обратно не получилось, и Эмберли возилась с замком, едва не упираясь в него носом.
Удачное попадание ключа в скважину и долгожданное щелканье дверного язычка девушка отметила еще одним глотком. Потом ввалилась в комнату и сразу же уткнулась взглядом в компьютер.
Дерек приперся из-за того, что она не ответила на его дурацкое сообщение – нет проблем! Сейчас она ответит. Вообще честно выскажет все, что о нем думает! И про двуличность напишет, и про собственное разочарование в нем, и про то, какое это свинство – мутить сразу с двумя.
Включенный компьютер опять выдал заставку с покачивающимися весами и падающим пером. От его медленно вращения у Эмберли опять закружилась голова. Белый камень – черный камень, добро – зло. Обманывать ведь тоже плохо, тоже преступление.
Эмберли залпом допила то, что оставалось в стакане. Теперь было не просто тепло – жарко. Щеки и уши пылали, перед глазами стояло дрожащее марево, какое бывает над асфальтом в знойный день.
К моменту, когда мать переступила порог дома, Эмберли развезло окончательно. А Таня, пройдя в кухню, тут же обнаружила пустую бутылку.
– Эм, ты дома? – крикнула погромче, запрокинув голову. – У нас кто-то был?
Дочь с трудом поднялась со стула. Протопала к двери, выглянула из комнаты и поинтересовалась изумленно:
– Кто был?
Мать озадаченно вскинула брови:
– Это я спросила. У нас кто-то был? Почему бутылка на столе? К тому же пустая. – Она подошла к лестнице, посмотрела наверх, а потом ее брови выгнулись еще сильнее. – Эм! Боже! Ты… Ты все это сама выпила?
– Сама! – гордо выдохнула Эмберли.
– Детка, надо же думать, – кажется, мать попробовала улыбнуться, но у нее получилось как-то натужно и криво. Или просто взгляду Эмберли не удавалось сфокусироваться, поэтому все выглядело размытым и изломанным. – А лучше вообще не начинать!
Таня, как героиня «Матрицы», как-то очень быстро переместилась по лестнице. Пиксели ее лица съезжались и разъезжались. Может быть, ее мать – это всего лишь компьютерная программа? И она виртуальная. Но ведь Эмберли чувствует ее прохладные руки, и становится приятно, когда они касаются разгоряченной кожи.
Добравшись с помощью Тани до своей кровати, Эмберли просто рухнула. В ногах разливалась чугунная тяжесть, голова кружилась так, что невозможно было хоть на чем-то сосредоточиться. Компьютерный экран маячил перед лицом, приближаясь и отдаляясь из разных углов комнаты, и грозился заполнить собой все пространство, а потом – затянуть внутрь.
На этот раз мать не растерялась, а стала действовать умело. Ну, еще бы! Тут она специалист. Эмберли довольно скоро почувствовала на губах кубик льда, на лбу – влажное полотенце, и стало чуть легче. Совсем чуть-чуть.
34. Эмберли
Наутро наступил конец света. Эмберли казалось, что она попала в мясорубку и теперь надо собирать себя по микроскопическим кусочкам. Сознание рассыпалось на тысячу острых осколков, они вонзались в каждую клеточку и плодили все нарастающие волны боли.
– Ма-ам! – позвала девушка, почти умирая от звуков собственного голоса.
Таня не ответила – наверняка еще спала. Задернутая штора не давала сориентироваться во времени. Поняв, что помощи не дождаться, Эмберли приподнялась, но тут же снова рухнула от бессилия на подушку и едва не взвыла от вспышки чудовищной боли в голове.
Боже, зачем только вчера нашлось это пойло!