Игра в прятки

Одновременно со мной на стоянку въехало черное такси, из которого вывалилась шумная группа, изображающая литературный кружок Блумсбери. На женщинах были панталоны, суфражистские блузки и длинные, пышные юбки; в руках они держали запыленные книжки и корзиночки с цветами. Дженни бы это понравилось.

Войдя вместе с «суфражистками» в зал, я обнаружила по меньшей мере человек двести гостей в костюмах всех веков и народов. Все пили шампанское — мне тоже подали бокал — и весело болтали.

Толпа притихла, когда протрубила труба. По ступенькам, ведущим в главный зал, где собралась основная часть гостей, спускалась — кто бы вы думали? — сама королева Елизавета 1! Украшенная рубинами и сапфирами корона сияла в ярком электрическом свете; платье, расшитое жемчугом, было достойно настоящей королевы.

Это ведь сон, правда? Хотя и прекрасный сон.

Королевой была, конечно, леди Тревелин, наша хозяйка.

— Обед подан, — провозгласил дворецкий, и мы перешли в великолепную столовую, где нас ждали лосось и салаты, фрукты, сыры и птифуры.

По прошествии примерно часа леди Тревелин поднялась и сделала знак двум ливрейным лакеям, которые распахнули двери в просторный танцевальный зал.

Грянула музыка.

Через какое-то время ко мне подошел незнакомый мужчина. Я отвернулась и попыталась отступить, но кругом стояли люди.

Незнакомец был во всем черном, с капюшоном на голове. Лицо закрывала маска, так что я видела только глаза. Чудесные глаза. Что-то шевельнулось во мне. Странно.

— Вы — Мэгги Брэдфорд, — сказал он. — Пожалуйста, отдайте мне свои драгоценности, или мне придется украсть их.

— У вас преимущество, — ответила я. — Вы знаете мое имя, но я не знаю, кто вы.

Он поклонился и, взяв мою руку, поднес ее к губам.

— Я — Раффлз, знаменитый вор. К вашим услугам. И я, пожалуй, возьму ваше сердце, а не драгоценности.

Я не могла отвести от него взгляд.

— Тогда позвольте и мне увидеть ваше лицо. Не могу же я отдать свое сердце неизвестно кому.

Он вел себя как-то странно. Многие мужчины пытались соблазнить меня после того, как я стала кем-то, добилась известности, но здесь ко мне применили новый подход.

«И я, пожалуй, возьму ваше сердце, а не драгоценности».

Незнакомец снова поклонился и одним движением снял капюшон и маску.

Передо мной стоял, говорю это без всякого преувеличения, самый красивый из всех мужчин, каких я когда-либо видела. Длинные светло-русые волосы падают на плечи, зеленые глаза лучатся светом. В голове у меня зазвучала музыка. Судя по смуглой коже, он много времени проводил под открытым небом, но морщины пощадили лицо, которое оставалось по-юношески гладким. Улыбка приоткрыла идеально ровные белые зубы.

— Раффлз? Неужели? А как вас называют при свете дня?

— Уилл. Уилл Шеппард.

Он отступил на шаг, вероятно, желая насладиться произведенным эффектом.

Никакого эффекта. Его имя не говорило мне абсолютно ничего. Я никогда его не слышала.

— Очень приятно. — От меня не укрылся некоторый акцент. — Вы американец?

— Родился в Америке. Большую часть жизни провел в Англии. Что касается акцента, то мне не хотелось, чтобы меня принимали за англичанина. Я, знаете ли, бываю иногда довольно упрямым. Точнее, почти всегда.

— И чем же вы занимаетесь, мистер Шеппард? Когда не похищаете драгоценности?

Его улыбка стала еще шире.

— Боюсь вас разочаровать, но я играю в футбол. У вас это называется соккер. Вы могли бы посмотреть, как я играю.

— С удовольствием. Когда-нибудь. Хотя, должна предупредить, я не большая поклонница спорта.

— Зато я ваш стойкий и преданный поклонник. Мне нравятся ваши песни. Особенно слова. — Он вдруг взял меня за руку. — Я постоянно слушаю вашу музыку, Мэгги Брэдфорд, и хочу, чтобы сегодня вечером вы поехали со мной. Я говорю правду. Мы будем заниматься любовью. Давайте уйдем отсюда. Вы ведь тоже этого хотите.

Как он посмел сказать мне такое? Как мог... «Вы ведь тоже этого хотите».

— Как вы смеете подобным образом разговаривать со мной! — крикнула я, перекрывая звучащую в зале музыку.

Я ударила его по лицу. Сильно. Наотмашь.

Он отступил, похоже, удивленный. Мой крик, должно быть, долетел до музыкантов, потому что они остановились, не доиграв мелодию. Все повернулись и уставились на нас.

Мне было наплевать — пусть смотрят! Его прикосновение — прикосновение Филиппа, его слова — слова Филиппа.

— Если вы действительно слушали мои песни, то должны были понять, что я думаю о таких, как вы. — Голос мой дрожал, меня трясло. — Вы испортили мне вечер. Мне совершенно безразлично, кто вы такой, пусть даже лучшим в мире футболист. Для меня вы — заурядная мразь, дрянь, и если вы еще хоть раз осмелитесь заговорить со мной, я... — убью вас, едва не сорвалось у меня с языка.

Он уже повернулся и направился к выходу, поэтому я не закончила. Он шел размеренным шагом, высоко держа голову, по-мужски твердо, провожаемый взглядами всех присутствующих.

Я застыла на месте, стараясь совладать со смущением, отвращением и гневом. Снова заиграла музыка, и гости обратились к танцам. Леди Тревелин подошла ко мне и погладила по руке.