Игра в саботаж

Опер любил приходить в уютную, тихую квартиру Андрея. Окна ее выходили во двор, и потому здесь всегда было действительно очень тихо. Емельянов подозревал, что для того, чтобы уехать из ненавистной коммуны, Стеклов нажал кое-какие рычаги, то есть воспользовался компрометирующей информацией на высокопоставленных начальников, которая есть у каждого хорошего опера. Но ни в коем случае не винил его за это. Наоборот — будь его, Емельянова, воля, он всех размазал бы по стенке за то, как этот подлый, двуличный мир поступил с его другом. И за то, как каждый день продолжал поступать с ним.

Иногда их беседы становились очень откровенными, особенно за стаканом вина. Но они всегда согревали Емельянова душу. И он не мог не признать, что с каждым таким разговором становится опытней и умней — благодаря своему старшему другу. Их тайное сообщество было союзом людей, которые видели и знали то, что никогда не увидят и не узнают все остальные. А потому понимали друг друга с той исключительной точностью, которая лучше всего прочего, лучше всяких лишних слов отражает прожитый жизненный опыт.

Константин всегда радовался визитам в этот дом, где его выслушают и поймут. И когда понял, что зашел в тупик, уже знал, куда надо идти.

Утром он встал, ожидая, что сейчас нахлынет на него эта вселенская боль, что мир снова перевернется, а в конце вместо поворота возникнет тот самый тупик. И хоть головой бейся — все это никуда не денется. От осознания этого меркло солнце, и весь его профессионализм опера не давал возможности понять, чего хотеть, в чем начать разбираться. История со взрывом дома просто выбила его из колеи. Емельянов не понимал, на каком свете находится. А почва под его ногами стала не тонким льдом, а пропастью над раскаленной лавой. Ни одного шага в сторону — ибо конец всему. И самым страшным была полная непонятность этой обстановки — то ли ты уже сделал это шаг в сторону и с размаху полетел в кипящую лаву, то ли еще топчешься и размышляешь, надо ли это сделать.

Там, где звучало слово «теракт», всегда маячила смертельная петля — как для приговоренного к смерти, для того, кто посмел вторгнуться на такую враждебную и смертельную территорию, где посторонние не выживают.

А Емельянов не просто вторгся, он уже стоял на этой территории, причем обеими ногами. Да что там стоял — бродил, и под прицелом расстрельных ружей, направленных на него. Тут уже нужно было бежать в сторону. Только вот в какую, он не знал. Для этого и был необходим понимающий друг. Который пусть и не направит на путь истинный, но и не даст рухнуть в эту лаву.

На следующий день после того, как понял, что добрался да тупика, Емельянов, просто промаявшись в кабинете, вообще не занимаясь текущими делами, закончил работу пораньше. Он купил в гастрономе две бутылки хорошего вина, коробку печенья и поехал на троллейбусе в район Нового рынка. Константин знал, что Стеклов в этот час обязательно будет дома — он очень редко выходил куда-то по вечерам.

Андрей действительно был дома и искренне обрадовался приходу Емельянова. Буквально с порога Константин понял, что и в его друге, и в квартире изменилось что-то очень важное. Стеклов стал совершенно другим — не хуже и не лучше, просто другим. Более уверенным, что ли, более спокойным. Обладая тончайшим чутьем, Емельянов не мог не уловить происшедшей в нем перемены. А уловив, подумал, что это скорее хорошо, чем плохо.

Обстановка комнаты действительно изменилась. В вазе вдруг оказались полевые цветы, вокруг все было разложено в небывалом порядке. А когда Емельянов отправился в ванную мыть руки, то сразу понял, с чем связаны такие перемены — на вешалке висел женский шелковый халат, а на стеклянной полочке над зеркалом стоял лак для ногтей и лежал тюбик губной помады.

В жизни его друга появилась женщина! Константин очень обрадовался тому, что теперь его Андрей не одинок. Однако, поразмыслив немного, пришел к выводу, что ничего говорить об этом не будет. Тем более, не станет выяснять, кто эта женщина. В конце концов это не его дело. К тому же, они всегда беседовали исключительно на деловые, профессиональные темы и никогда не касались личного.

Поэтому Емельянов решил ничего не говорить. Однако профессиональный опер в нем никогда не отключался. И он сразу обратил внимание на оттенок помады, лежавшей без футляра, — бордовый, темный. Значит, женщина была брюнеткой или темной шатенкой.

Константин улыбнулся — похоже, он уже понял, кто эта женщина. Цветы — признак тонкой, романтичной натуры, бордовая помада… У его друга Стеклова роман с сестрой того арестованного писателя, с Розой Нун. Он вспомнил, как изменился Андрей, когда Роза появилась в комнате, и сразу понял, что его друг влюблен по уши в эту женщину. Да и она, похоже, была к нему неравнодушна. Скорей всего, стопроцентное попадание — Роза Нун.

Что ж, Емельянову оставалось только искренне порадоваться за Андрея. И хранить молчание, чтобы ненароком не влезть в этот хрупкий, тайный и такой нужный его другу роман.