Игра в самозванцев

— Знаю, — он дернулся, намериваясь протянуть ко мне руку, но передумал. — Я задержался не просто так. Мне повезло больше Витты и того угодника. Но я тоже пострадал. Плоть сильно обгорела, повредились механизмы, да и система глюкнула. Всё, что я сумел, это кое-как просканировать окрестности, найти неприметную расщелину в скале и ползком туда добраться. Я не мог позволить, чтобы меня нашли спасатели. Чтобы поняли, что я не человек.

Я задрожала от предчувствия чего-то жуткого. — Насколько сильно ты…

— Я провел в той расщелине почти восемь недель.

Я ахнула и закрыла лицо ладонями. А он всё говорил и говорил. Как система раз за разом пыталась перезагружаться и починить себя сама. Как работали наниты, восстанавливая сгоревшую плоть. Очень медленно, потому что микроскопических роботов осталось мало. Им пришлось создавать себе подобных заново, чтобы вернуть разумному роботу его человеческий облик.

— Но больше всего я боялся, что код Витты вновь подчинит меня. Лежал там обездвиженный и думал, что тогда лучше не восстанавливаться. Но защита и здесь не оплошала. Свободен от любого влияния извне.

Я вытерла рукавом побежавшие по щекам слёзы. Нечестно было злиться, не дав Квентину объясниться. Нельзя судить, не выслушав. Но я поставила свою боль выше всего на свете.

Но он всё понял без объяснений.

— Не кори себя, — попросил мягко. — Ты прошла через ад, а меня не было рядом.

— Это не твоя вина.

— Моя. Будь я внимательнее, вычислил бы Портера. Он неделями следил за тобой.

— Только, когда я выходила из дома одна.

— Это не оправдание.

Мы посмотрели друг на друга, подбирая новую порцию упреков для самих себя. А в следующий миг уже целовались.

— Ох, Квентин…

Я отстранилась, чтобы посмотреть в бездонные синие глаза и еще раз убедиться, что он мне не мерещится. Голова закружилась посильнее любой карусели.

— Молчи. Я и без слов знаю всё, что ты хочешь.

Он подхватил меня на руки. Легко. Как пушинку. И понес в спальню, где я два месяца проводила одинокие горькие ночи…

* * *

— Я представлял твое лицо каждый раз, когда сознание возвращалось. Четко. Каждую черточку. Как ты хмуришь брови, когда злишься. Как блестят твои глаза, когда радуешься. Как покусываешь нижнюю губу, о чем-то раздумывая.

— Дурацкая привычка, — пробормотала я иронично.

— Но тебе идет. Становишься жутко серьезной.

Я лежала на животе и не видела выражение лица Квентина, но точно знала, что он улыбается, а на щеках появляются ямочки. Он говорил и нежно водил пальцами по моей спине, а я едва не мурлыкала, как кошка.

— Я жаждал восстановиться не для того, чтобы жить. Или существовать. Там — в той треклятой расщелине — я хотел лишь одного: вернуться к тебе. Только ты имеешь значение во всем мире людей и машин. Только ты… Айза.

Я вздрогнула и резко перевернулась. Прикрыла наготу простыней.

— Не называй меня так.

— Почему? Ради конспирации? Но мы одни.

— Нет. Потому что она была глупой и бестолковой. Она умерла. Туда ей и дорога.

— Но…

Я ловко приложила ладонь к его губам. — Не надо. Я так хочу.

Он поцеловал мои пальцы.

— Хорошо. Но не суди ее строго. Взять меня. Глупый-глупый Квентин. Паршивый детектив и никчемный аналитик, что для робота равносильно признанию недееспособности. Я ведь замечал нестыковки. Задавался вопросом, как Инга Брир так легко вжилась в образ богатой девчонки. Откуда у нее аристократические манеры. Видел, что ты вьешься вокруг Лучистого. Отметил, как ты разозлилась, когда нелестно отозвался о погибшей невесте. Но сопоставил факты лишь в здании Ордена.

— После кода Дрейка.

— Да, после кода Дрейка. Значит, у нас теперь есть собака?

Я порадовалась, что он не назвал ротвейлера роботом. Сама я никогда не считала защитника машиной.

— Да. А еще, по-прежнему, есть подопечная Лиса. Я оставила ее себе. В смысле, на время.

— Я не против. Из Нессы получится толк. Если приглядывать…

* * *

Несса тоже не возражала против присутствия Квентина. Утром повисла у него на шее, как ребёнок. Без намека на посягательство. Затем повернулась ко мне, задрав от важности нос.

— Я же говорила: он вернется! А вы не верили!

Пришлось развести руками. Не доказывать же, что имелась веская причина считать иначе — полусгоревший каркаса угодника.

— Ладно, я душ и готовить завтрак.

— Я уже приготовил кофе и бутерброды, — остановил девчонку Квентин.

Но она заупрямилась.

— Тогда обед. Нужно отпраздновать ваше возвращение!

Несса умчалась, а мы расположились в столовой. Я ела (после бурной ночи аппетит проснулся зверский), Квентин сидел рядом, поглядывая на меня с полуулыбкой.

— Хватит! — возмутилась шутливо. — Я сейчас подавлюсь.

— Прости. Я жутко соскучился и не могу насмотреться.

Он немного помолчал и спросил, воспользовавшись отсутствием Нессы:

— Что ты намерена делать с госпожой Дрозд?

Ночью мы переговорили о многом. Я рассказала всё: о побеге из дома, о том, как долго считала мать и сестру сообщницами отчима. О желании Арии вернуться в мою жизнь. Но не о решении, которое приняла.