Игра за престол

Спустя три часа этот самый сотник, покачиваясь от усталости, достиг лагеря короля Сигизмунда.

– Эй! – окликнул его часовой и осекся. Вид у него был тот еще. Голова перебинтована каким-то окровавленным тряпьем. Нога тоже перевязана. Идет, опираясь на пищаль, словно заядлый ветеран. Разве что странно большой мешок за спиной образ портит слегка.

– Моих людей больше нет, – затравленно оглянувшись, прошептал сотник, отвечая на незаданный вопрос. – Всех порубили… всех… – И поковылял дальше…

Король Польши и великий князь Литовский Сигизмунд III Ваза[47] выслушал доклад одного из своих капитанов о нападении разъезда московитов и задумался. А потом медленно процедил:

– Быстро они.

– Они не могли так быстро подойти, – возразил ему командующий войском Станислав Жолкевский[48]. – Даже если голубем весть послали. Они еще месяц-другой телиться станут. А там и хляби. Я хорошо знаю московитов – раньше лета их и ждать не нужно. Потому и предложил именно сейчас подходить с осадой к Смоленску. Мы, почитай, полгода тут безнаказанно простоять сможем.

– А это тогда кто такие? – поинтересовался Жерар Бернар, старый капитан из Франции, имевший на своем счету с десяток кампаний. Низкое происхождение компенсировалось богатым опытом, удачливостью и уважением среди наемников. И его чутье подсказывало, что все совсем не так радужно, как вещает командующий.

– Да, может, из города кто на вылазку ушел ночью, – пожал плечами Жолкевский. – Со слов того ничтожества мы даже не знаем, сколько их.

– Тогда это нужно выяснить, – продолжил француз. – Подготовка к выступлению шла очень бурно. В Москве могли узнать и начать сборы заранее.

– Им там сейчас не до того, – отмахнулся с усмешкой Жолкевский.

– А если до того?

– Да, – кивнул король, поддерживая Жерара. – Друг мой, не будем рисковать попусту. Отправьте пару сотен пятигорцев[49]. Пускай все разведают. Если это передовой отряд московитов, то не хотелось бы об этом узнать, когда окажется поздно.

– Хорошо, сир, – кивнул недовольный Станислав Жолкевский, раздраженно зыркнув на француза. Тот его изрядно подбешивал. На что Жерар лишь улыбнулся и поклонился, выражая свое почтение. Жолкевский фыркнул, но немного успокоился. В конце концов, определенная логика в словах этого француза имелись.

Глава 2

23 февраля 1605 года, окрестности Смоленска

Сигизмунд чуть ли не бегом вылетел из своего шатра, когда услышал от Жолкевского фразу, что «тот самый разъезд» стоит на берегу реки. Сам-то гетман его не видел, а судил по донесению, да такому, что сделать из него столь одиозного вывода не было никакой возможности.

Король вышел быстрым шагом, с достоинством взял поданную ему зрительную трубу и уставился на хорошо видимый вдали отряд всадников.

Отряд как отряд. Обычное поместное ополчение Московии.

Но были две детали, которые выбивали его из нормы совершенно.

Прежде всего это штандарт. Он прямо-таки притягивал взгляд. Умеренных размеров квадратное полотнище кроваво-красного цвета в золотой бахроме было украшено очень качественным шитьем белоснежного единорога, вставшего на дыбы. Образ был настолько агрессивный, дерзкий и наглый, насколько это было только возможно. Даже эрегированный фаллос задиристо и провокационно торчал, далеко выходя за рамки символического обозначения[50]. Причем, что интересно, образ единорога отличался удивительно гармоничным исполнением, стоившим Дмитрию массы нервов в поисках художника, который умеет рисовать.

Второй цепляющей деталью был всадник, возвышающийся над поместной конницей на пару голов. Тут и породистый конь, напоминающий гольштинскую породу, и сам человек, выглядевший в глазах Сигизмунда натуральным верзилой. Его прекрасно выполненные доспехи рейтара вызывали смешанные чувства. С одной стороны – рейтарские доспехи не являлись тем комплектом, который предпочитали богатые и влиятельные аристократы. С другой стороны – даже отсюда было видно и воронение, и золотую вязь узоров, что намекало на весьма непростое происхождение. Ведь «на шпагу» взять такой «улов» практически исключено из-за габаритов владельца.

Эти московские всадники, пользуясь сложным рельефом местности, подъехали метров на двести. Поэтому их всех можно было рассмотреть в деталях посредством зрительных труб. И рыжий верзила не стал исключением. Он изучал военный лагерь Сигизмунда с явно выражаемым омерзением, раздражая тем невероятно. Король даже покраснел от злобы! Этот варвар изучал лагерь ЕГО армии с омерзением на лице! Немыслимо! Невозможно! Впрочем, иного и не могло быть. Потому что Дмитрий интересовался прежде всего тем, с каким противником он будет иметь дело. Его природа. Его дух. Его отношение к жизни. Поэтому обращал внимание на порядок, чистоту, организацию приема пищи и совершения испражнений. Иными словами, на все то, что составляет «грязное белье» любого коллектива. И то, что он наблюдал, вызывало омерзение. Да и то только потому, что он старался сдерживаться и не корчить слишком отвратительные рожицы.