– Это было давно и неправда. Но, святой отец, давайте оставим эти вопросы. И ты, и я прекрасно понимаем ваш интерес. Я не хочу выдавать, кто, где и чему меня учил. Собой я рисковать готов, людьми, давшими мне многое, – нет. Я объездил практически всю Европу. Посещал Египет и Абиссинию. Путешествовал по землям Ближнего Леванта, Персии и Индии. Имел возможность заглянуть и в грустный город Иерусалим. Мои следы есть везде и нигде, ибо мы постоянно находились в движении. Кто и зачем это делал – я не знаю и не хочу знать. Его планы остались в прошлом сразу, как я вырвался на свободу после нападения разбойников на наш отряд.
– Быть может, это нападение тоже было частью плана?
– Если бы не случайность – меня бы совершенно точно убили. Скорее кто-то из врагов моего покровителя решил поставить точку в этом его плане. Или он сам решил прекратить затянувшийся фарс. Не знаю, что он хотел, но безумия в его замыслах хватало с лихвой. Впрочем, та жизнь закончилась, и я не очень хочу ее вспоминать. Так что прошу тебя мне не верить. Я ведь не привел ни одного доказательства того удивительного путешествия. А слова – это просто слова. Считай меня лжецом, который читал слишком много книжек.
– Это так больно вспоминать? Хм. Можно поинтересоваться, почему ты сохранил православие? Ведь ты воспитывался в католической среде.
– Святой отец, должен тебя разочаровать, – ответил, мягко улыбнувшись, Дмитрий. – Я сохранил христианство, а не православие или католицизм. Мелкие распри священников меня мало волнуют. Мало того, и я весьма снисходительно отношусь к их возне и стремлению самоутверждаться в борьбе друг с другом.
– Зря ты так говоришь, сын мой. Закон Божий должно правильно трактовать, ибо иначе не спасти души, – возразил иезуит.
– А разве споры о законе Божьем? Как по мне, так суть раскола – обычная гордыня, борьба за власть и стремление присвоить доходы, идущие от паствы. Слаб человек. Велики его пороки.
– Ты неверно понимаешь сущность ситуации, – немного нервно улыбнулся Муцио. – Природа разногласий лежит в толковании Священного Писания и трудов отцов церкви.
– Какая связь между Священным Писанием и законами Божьими? – искренне удивился Дмитрий.
– Но как же?.. – ахнул иезуит.
– Все сущее создал Всевышний. Верно?
– Безусловно.
– Все сущее как-то функционирует. Так?
– Что ты имеешь в виду? – напрягся иезуит.
– Смотри, – произнес Дмитрий и уронил монету на пол. – Почему монета упала на пол, а не взлетела в небо?
– Ну… – задумался иезуит, – так заведено.
– Кем? Не тем ли, кто создал все сущее? – усмехнулся Дмитрий. – А зачатие? Ты думаешь, что Всевышнему делать больше нечего, чем бегать по всей планете и держать свечку при спаривании всего живого? Коз, коров, кроликов и мух всяких. Он дурной, что ли? Не думаю. Ведь смог как-то создать все сущее. А значит, смог и придумать, как не морочить себе голову такой чепухой. Не понимаешь? Он установил законы, которым подчиняется все бытие. Именно эти законы и заставляют монету падать на пол. Именно они истинные законы Божьи. А то, что написано в Священном Писании, есть жизнеописание. Интересное и поучительное чтиво, но не более того.
Иезуит посмотрел на Дмитрия долгим, вдумчивым взглядом. Скорее даже не вглядываясь или давя, а полностью уйдя в свои мысли. Ведь Дмитрий невольно затронул его научную специализацию. Ну как научную? Если можно теологический метод познания мира назвать наукой, то научный. Ведь Муцио как раз специализировался на фундаментальных вопросах происхождения бытия. Причем Дмитрий повернул вопрос так, что иезуит откровенно завис. Слова царевича звучали логично и непротиворечиво. Но вместе с тем они рушили самым безжалостным образом весь его мир. Все. Вообще все, во что он верил прежде, осыпалось прахом.
– Тут еще есть важный момент, святой отец, – продолжил Дмитрий. – Называется «синдром барана». Дело все в том, что большинство людей в состоянии понять только то, что не выходит за пределы их парадигмы восприятия. А все слишком сложные для него вещи они привыкли упрощать, подменяя близкими для них понятиями. Вот возьмите дикого пастуха с каких-нибудь высокогорий и постарайтесь объяснить ему проблему борьбы с аберрацией при изготовлении зрительных трубок.
– Прости? – удивленно переспросил иезуит. – Аберрация? – Оптика не входила в сферу его научных интересов, как и большинство естественных предметов.