Игра зеркальных отражений

— Удар по самолюбию… и разбитое сердце, — сказав это я, горько улыбнулась. — Знаешь, чаще всего после неудачных романов, люди замыкаются в себе… закрывают душу. А я, наоборот, поняла, что жизнь без чувств — пресна. И какими бы событиями она ни наполнялась, если в ней нет любви, она всего лишь безвкусный сухарь.

— Э… подруга. Да ты часом, не заболела? Или, может, головой ударилась? Я не верю, что это говоришь ты. Хотя… — она горько рассмеялась. — Я тебя понимаю. Теперь, понимаю.

Мы долго ещё лежали вот так в пустом спортзале и смотрели на потолок. Возвращаться к шумной компании совсем не хотелось, как и говорить. Да и вообще, в этой тишине отлично думалось, хотя неизменно все мои мысли возвращались только к оной теме: Тим и мой ребёнок.

Когда-то давно, слышала в какой-то популярной песенке одну подходящую фразу: "Во что мы превратили нашу жизнь? Смотри, во что вдруг жизнь нас превратила". Сейчас она как никогда отражала мой взгляд на всё происходящее. А ведь жизнь на самом деле странная штука. Кого-то она ломает, кого-то возносит до небес, а кого-то роняет с пьедестала. Но каждый из нас имеет шанс получить своё право на счастье, и чаще всего мы лишаемся этого права исключительно из-за собственной гордости.

И тут я вдруг вспомнила, что за закрытыми дверьми кухни, как раз сейчас два пьяных чудика выясняют отношения. Потому, не тратя больше времени, поднялась на ноги и отправилась туда. Глара не стала меня останавливать, лишь понимающе хмыкнула и тоже покинула спортзал.

На место предполагаемых разборок я ворвалась подобно тайфуну, ожидая застать что угодно: драку, ругань, напряжённый разговор. Но все эти мысли покинули моё сознание, как только мне открылась истинная картина. Филипп и Тим, в компании бутылки коньяка, сидели на коврике под массивным деревянным столом и вели задушевные дружеские беседы о жизни. Да ещё делали это с такими серьёзными пьяными лицами, что я просто не смогла сдержать смех. Тоже мне, бойцовские канарейки. Теперь их правильнее назвать попугаями… оба всклоченные и непрерывно щебечут что-то отдалённо напоминающее русские слова.

— Тим, — позвала я, своего пьяного защитника. Хотя… кто кого и от чего защищал было не совсем понятно. Да и вообще, вряд ли сейчас это имеет хоть какое-то значение. Судя по почти закрывшимся глазам и расслабленному виду, Тимурчик собрался спать прямо здесь, под столом, и мне, почему-то, это совсем не нравилось.

— Я тут, — отозвался он, стремительно распахивая глаза. Потом долго пытался сфокусировать зрение, и когда ему это, наконец, удалось, как-то весь разулыбался и начал выползать. — Риночка! Ты пришла за мной? Ты же не оставишь меня? Ни бросишь здесь?

— Судя по всему, нет, — ответила я, внимательно наблюдая, как этот гордый орёл пытается выбраться из-под коварной деревянной конструкции.

— А ты можешь проводить меня до комнаты, а то спать хочется… просто пипец как… — промямлил он, поднимаясь на ноги, а потом посмотрел на меня, как на последний шанс, или единственную надежду, и я не смогла отказать.

— Пошли, пьянь. Так уж и быть… — и подхватив его под руку, повела к выходу.

Лестницу мы преодолели с пятой попытки, а всё из-за того, что у кого-то через каждые несколько ступенек заканчивались силы, и он буквально умолял сделать привал. Потом у этой неженки закружилась голова, и он сказал, что так идти слишком сложно, и попросил понести его на ручках. Вот тут я расхохоталась так, как не смеялась уже давно, и не выдержав его по-детски обиженного взгляда, уселась рядом на ступеньки.

— Пошли, дитятко, осталось совсем немножко, — проговорила, рассматривая эти остекленевшие синие глазки, прикрытые сильно отросшей светлой челкой. — Давай, Тим, ты же сильный, справишься.

Поднялась сама, протянула ему руку, и мы поковыляли дальше. В коридоре второго этажа стало легче, но появилась новая проблема.

— Где твоя комната? — спросила я.

— Не помню, — отозвался он с беспомощным видом. — Но знаю, что она где-то здесь.

— Слушай, тут куча дверей, я даже боюсь представить количество комнат, как нам угадать, какая твоя?

— А можно я у тебя переночую? — всё с тем же наивным детским взглядом, спросил Тим. И как его после этого можно бросить на произвол судьбы. — Я буду паинькой.

— Кто ж тебе поверит-то, — усмехнулась я, продолжая идти по коридору в сторону своей спальни. — Ты, Тимурчик, кто угодно, но только не паинька.

— А я исправлюсь. Буду тихим… и тебя не побеспокою.

— Ладно уже, — отмахнулась я от его обещаний.

— Честно-честно! А если буду вести себя плохо, дай мне подзатыльник… — попросил он, и так лучезарно улыбнулся, что просто не передать.

К этому моменту мы уже добрались до моей двери и, распахнув её, я вошла внутрь. Шатающийся Тимур, держась за стеночку, проковылял следом.

— Падай и спи, — сказала, не поворачиваясь.

И тут же поспешила скрыться за дверью ванной. Пусть лучше уснёт, пока меня нет, а то, чую, он ещё долго будет промывать мне мозг монологами о жизни. Вот даже не думала, что пьяный Тим такой разговорчивый, что и не заткнёшь.