Играя рок

– «Тоника», – гордо сообщил Глеб. Мы ее зовем – Антонина. Наверное, мальчуган никакого понятия не имел относительно тоники, доминанты и субдоминанты, да и Коле эти термины вряд ли были знакомы. Пока Николай распутывал из общей кучи один из кабелей, Глеб уже включил свой бас в усилитель, и настроил: соль, ре, ля, ми. Звук был ужасен, динамик дребезжал на некоторых нотах.

Услышав звуки ансамбля, в зал потянулись любопытные слушатели. Кто-то пришел из соседних секций, но были и парни с улицы, в куртках и пальто. Младших школьников Глеб моментально прогнал, пообещав надрать уши, но старшие нагло уселись в первом ряду, и жадно созерцали происходящее на сцене.

Николай тоже подключился к усилителю, закрепив проводки в гнезде спичками. Аккорд соль мажор звучал мощно, но неверно. Мешали разбитые лады, и пришлось отверткой регулировать высоту струн. Он провозился довольно долго. Парни в первом ряду скинули куртки на соседние стулья.

– Глеб, “шизгару” давай! Рыжий парень с ракетками заулюлюкал, как индеец. Широкий коренастый мальчик, сидевший с краю, затопал ногами, разбрызгивая грязную воду по полу. Коля взял первый аккорд из “Venus”[1], бас и орган подхватили, кто-то сзади отбивал ритм на пионерском барабане. Глеб вопил на английском, еле вытягивая. Когда после первого куплета прозвучала знаменитая «соляга», зрители захлопали и засвистели. Они сыграли экспромтом «Червону руту», «Люди встречаются», потом еще что-то из советских песен в ля-миноре. Наступил вечер, пора было заканчивать репетицию и расходиться по домам. Коренастый парнишка подошел к Коле, протянул руку:

– Сергей, – представился он, – я из тринадцатой школы. Чувак, ты откуда такой взялся, ни разу тут тебя не видел….

– Николай… Каминский, – Коля замялся, – да, я, собственно, тут первый раз.

– Ну, фамилия у тебя законная, прямо на афишу.

– Дед у меня был артистом, может, слышал? Он даже в одном старом фильме снимался. Но, в общем, это неважно. Серега пропустил про деда мимо ушей.

– А инструмент у тебя есть?

– Нет, пока. Но будет к концу года. Я сейчас за эти пятнадцать минут чуть пальцы в кровь не стер. Это ж не гитара, дрова какие-то.

– Пошли отсюда, поболтаем, тебе в какую сторону?

– Мне на Свердловку, а тебе? – спросил Коля.

– А мне в обратную сторону, на Фрунзе. Но я тебя до площади провожу. Сергей рассказал ему, о своей школе, о том, как Верочка пробила в администрации района, и обустроила этот клуб для детей, о том, какую музыку он любит, как мечтает об электрогитаре, настоящей немецкой и много еще о чем.

Он понравился Коле своей простотой. Они постепенно подружились, не проходило и дня без их телефонных разговоров, частыми были встречи в клубе. Нина Ивановна, мать Сергея работала учителем географии в тринадцатой школе, отец, Константин Анатольевич – инженером на заводе им. Серго Орджоникидзе. Это был высокий, видный мужик. Николаю запомнилось его волевое лицо, твердое рукопожатие. Всем своим видом он излучал силу и стабильность, гарантию успеха, этакий коммунист в исполнении Урбанского. Еще когда Сережка учился в восьмом классе, однажды отец не вернулся с ночной смены. Нагрузки сломили его, – сердце не выдержало. Мать осталась с двухлетним Сашкой и четырнадцатилетним Сергеем. Неожиданная смерть отца сильно потрясла его.

Кашин стал хуже учиться, даже, несмотря на присутствие матери в школе, пропускал уроки, стал курить. Вечерами пропадал в клубе, выпивал с ребятами красный вермут за сценой, домой приходил за полночь.

Позднее интерес у обоих к «Дружным Ребятам» пропал, и они бренчали на гитарах дома у Сереги или вечерами на откосе.

Сейчас Сергей совершенно искренне радовался Колиным успехам, его поступлению в институт.

Николай позвонил от друга домой. Трубку сняла только что вернувшаяся с работы мама.

– Мам, я сдал, четверка. Думаю, пройду без проблем. У меня теперь полно баллов.

– Молодец, сынок, я так рада. Ты у Сережки?

– Да, немного погуляем?

– Хорошо, но не до ночи, надеюсь?

– Ну, часок-другой – он дал отбой.

Сергей достал со шкафа бас-гитару черного цвета в форме скрипки с эфами. Когда-то ее купили у Левы-хиппи за сущие гроши.

– Сыграем, или сразу пойдем пиво пить? – спросил он.

– Не, пива я не хочу, давай сыграем.

Дуэт был прост, и предельно сыгран, ламповый телевизор работал усилителем, то, на чем играл Коля, было ободранной ленинградской гитарой, которая звучала не лучше консервной банки. Они исполнили все, что разучили когда-то вместе. Собственно, своеобразный ритуал.

– А давай, «Кактус»[2], – “На ферме Пачмана”?

– Нет, Серега, не выйдет, темп просто сумасшедший, без барабанов это не сыграть. Да и вообще, что-то мне они разонравились.

– Ну, тогда “Wild World”[3].

Завершив свой нехитрый репертуар этой композицией Кэта Стивенса, ребята ушли бродить по откосу, рассуждая о битлах, роллингах, энималз и известных горьковских группах. Увлеченный беседой, Серега опять проводил его до дома, долго стоял с ним потом у подъезда.

Глава 5