Игрушка для дракона

Беру табурет, пристраиваю его через дверную ручку. Дверь открывается наружу, ручка могучая, бронзовая, приделана к двери намертво — попробуй-ка, оторви! Подергал, убедился, что запер крепко, и удовлетворенно падаю на кровать. Все, щенок устал от излишне активных детишек, и забился под шкаф. Надоело!

Лежу, думаю обо всем сразу. Например, о том, что скоро, судя по всему, мне придется пройти через процедуру допроса. Иначе для чего мне пытаются привить способность говорить? На языке аборигенов я говорю пока что очень плохо, на уровне «моя твоя понимай», ментальную связь они почему-то со мной установить не могут. Почему — не знаю. Слышу драконицу только тогда, когда она держит меня за голову, да и то… будто в испорченной телефонной трубке — писк, шорох, звуки, отдаленно похожие на слова. Какой тут допрос, если при всем желании не можешь выдать сведения?

Насчет сведений: стоит ли говорить о том, что я взрослый человек? Что я старше их детей почти в четыре раза? Не разрушит ли это мои отношения с драконятами? Как-то странно играть в игры и учиться вместе с человеком, который фактически годится им в дедушки. Я нарочно дурачусь вместе с ними. Почему нарочно? Во-первых, создать впечатление безобидности моей личности. Если человек дурачится вместе с детьми, с ними играет — он не может быть злым и опасным. Очень не хочется, чтобы папочка-дракон откусил мне голову. Или не откусил, а просто наступил на меня лапой — мне и этого хватит.

Во-вторых,… Олька, которая меня знает, как облупленного, как-то сказала, что во мне, великовозрастном детинушке, сидит пятнадцатилетний пацан. И она была права. Точно, сидит. Главное — в зеркало не смотреть, потому что там отражается седой мужик с рожей, о которую кирпичи только разбивать. И теперь, попав сюда, в этот мир, я выпустил пацана и наслаждаюсь своей юностью.

Итак, что сказать на допросе? Правду точно говорить нельзя. И надеюсь, драконы не смогут выудить ее из моего мозга. Итак, я Андрей Костин, мне… мне… четырнадцать лет. Я ученик восьмого класса гимназии, а еще — пять лет занимаюсь в музыкальной школе по классу гитары. Нет, ну а чего? Надо же как-то жить в этом мире, а хороший музыкант всегда будет с куском хлеба. Пусть даже гитар тут и нет. Не гитары, так какие-нибудь. хмм… лютня, или кифара, да какая разница, как она будет называться и выглядеть! Гитарист со стажем больше тридцати лет — неужели не сможет играть на какой-то там лютне? Да мне к венику привяжи струны, и то я сыграю! Я же лабух, ресторанный музыкант, я могу играть на чем угодно — главное, чтобы были струны и этот инструмент не выше меня ростом.

Как я тут оказался? Не знаю! Шел, упал, ударился головой (скользко у нас, не чистят!), очнулся — гипс! Хмм… чужое тело. Ну и начал выживать. Книжки я читать всегда любил — о приключениях, о путешествиях, вот и нахватался сведений. Учился хорошо, так что и математику, и другие науки усваивал на-раз. И к языкам имею способности — на английском балакаю свободно, греческий понимаю, могу объясниться, испанский, французский. Так… нахватался верхов, но все-таки. Немецкий — тоже могу понять. Так почему мне не выучить иномирный язык за неделю?

— Роб, прости! — дверь едва пропускала звуки, такая она толстая, но я ее ворочаю легко. Петли хорошо смазаны, все хорошо притерто. Айя сказала, что отец строил этот дом чуть ли не сотню лет — вырезал в скале, обрабатывал дерево и все такое. Вот только мне непонятно, откуда они берут металл? Вещи? Чашки-плошки ведь тоже надо где-то брать! Они постепенно бьются, трескаются…

Молчу. Не отвечаю. Идут они к черту! Пусть себе немного побоятся потерять игрушку.

— Роб, мы не хотели! Роб! Не обижайся! — это уже Кайль. Хороший парнишка, правильный, не то что эта егоза Айя, которая вечно придумывает какие-то подозрительные занятия. Вчера водила меня в хранилище, показывала артефакт, который мама запретила трогать. Рассказала, как попыталась разогнать тучи, и что после этого случилось. Да… представляю, как орали родители!

— Роб, ну перестань! Я сейчас плакать!

Ну и плачь. Тебе полезно. Всем девочкам время от времени полезно плакать — со слезами может дурь выйдет. Особенно, если перетянуть ремешком поперек задницы! Да, я сторонник добрых старых методов воспитания. «Тупа главы твоей вершина — нужна дубина в три аршина».

— Роб, прощения хочу!

Чуть не хуже чем я разговаривает на Всеобщем языке. Кайль ее постоянно поправляет. Говорит — раньше еще хуже было. Им, оказывается, запрещено общаться с людьми. То-то папенька так орал. Грохот стоял — будто дальнобой пневмогуделку включил. Или электричка завопила.

— Роб, открой, пожалуйста!

Опа! Это уже не Айя. Это ее мамочка. И чего это она? Пришла за дочку просить? Ладно, мамочку надо уважить.

Спрыгиваю с кровати, иду к двери, выдергиваю ножку табурета из ручки. Отхожу, настороженно ожидая. Не зря мамочка пришла, совсем не зря.