Игрушка (СИ)

"Я вот думаю: а может быть оправдана вот такая роскошь для правителя земли Русской. Вот мы с тобой ехали в переполненном трамвае, а вагоновожатый сидел в отдельной кабинке и никто его не толкал, не дышал в ухо или даже в лицо винным перегаром или духом гнилых зубов. А если бы водитель находился бы в таких же условиях, что и пассажиры, то трамвай бы и с места не стронулся".

Чарнота усмехнулся:

"Понял твой образ Пётр, понял. Во-первых, в кабине водителя всё просто - нет бриллиантов, золота, хрусталя, а, во-вторых, водители меняются. А если его не менять - завезёт он нас чёрт знает куда, тем более что "вагон", в котором едет целый народ, он не по рельсам катит, а по бездорожью неизвестности пробирается. Ну, а теперь давай - рассказывай мне всё, что знаешь, про Махно и его идеи".

Пётр задумался.

"Нестор Иванович Махно родился в бедной семье. Отец у него умер, когда ему и года не исполнилось - в 11 месяцев, кажется. У матери, кроме Нестора, ещё четыре души детей и ни кола, ни двора. Намаялся он в детстве, а потом - на всяких работах по найму. Богатых ненавидел лютой ненавистью. Даже когда со мной беседовал - всё не верил, что я из рабочих, всё выпытывал: а не из богатых ли я. Ненавидел он и всех 351чиновников царских потому, что и от них натерпелся. В молодости он в банде был, банде молодых анархистов - грабил банки, почту, богатых одиночек. Даже убивал людей за то, что они богатые или чиновники. Его же за это в 1910 году к смерти приговорили, но помиловали как малолетку. Я так думаю, что анархия его тем и привлекла, что предполагала отказ от всякой власти, от всякой государственности, а потому - и от чиновников-паразитов. Идеи анархизма, как он их понимал, он попытался реализовать в анархической коммуне под Гуляйполем, куда сам приезжал и наравне со всеми работал. А в войске своём был абсолютным диктатором - психом".

"Как это - "психом"? - задал уточняющий вопрос Чарнота.

"Да так, - психанёт и расстреляет человека. Рассказывали мне, когда я работал в коммуне, что он одного своего махновца собственноручно шашкой зарубил при всех за то, что тот в походе старуху ограбил - поросенка у неё забрал. В то же время, были у него и жена, и ребёнок, которых он очень любил и буквально плакал, когда рассказывал мне, что они погибли при невыясненных обстоятельствах. Ко мне он хорошо относился - с какой-то отеческой любовью. Я это ощущал.

Советскую власть, созданную большевиками, ненавидел за то, что считал её государственностью ничуть не лучшей, чем царская. Партийную бюрократию ВКП(б) он сравнивал с дворянским классом. Больше всего он уважал землеробов, но и к рабочим относился хорошо. Говорил, что рабочие должны владеть теми предприятиями, на которых они работают и сами ими управлять. Выступал за Советы и говорил, что в них должны 352избираться только труженики непосредственно участвующие в том или ином, необходимом для народного хозяйства, труде.

Полиции никакой не нужно, - говорил он, - рабочие и крестьяне сами в состоянии организовать свою защиту. Вообще-то, анархию как науку он изучал в Москве в Бутырской тюрьме, откуда его освободила февральская революция 1917 года.

Вранья среди своих не любил. Говорил, что "...труженики вообще не должны знать: как это обманывать друг друга. Ведь когда делаешь что-то для себя - не обманываешь. Это те, кто ничего своими руками не делают - не умеют делать, обманывают друг друга, а мы не должны"".

Петька замолчал на несколько секунд и уточнил:

"Дословно, может быть, не умею привести слова Махно, но за смысл ручаюсь.

И вот что интересно: иногда он начинал говорить, ну чисто на большевистском языке; говорил, что крестьяне и рабочие должны готовиться к переходу всех земель, фабрик и заводов в общественное достояние. А я вот думаю: ну если всё будет общественным, то без чиновников по сути, а не по названию, не обойтись. Невозможно управлять общественным достоянием без чиновников. Для меня это очевидно, а он этого не понимал. Он вообще собирался уничтожить принцип частной собственности, а это большевизм чистой воды.

И ещё я однажды на митинге в коммуне "Голота" услышал от него такие слова. Они врезались мне в память. Сейчас. Минуту".

353 Петька замолчал. И видно было, как напрягает он память, чтобы не исказить слова Махно.

"Вот, - наконец сказал он, - "Уже сейчас свободой пользуются не народ, а партии. Не партии будут служить народу, а народ - партиям" - продекламировал Петька.

Чарнота встрепенулся:

"Погоди, погоди..., - и он наизусть ещё раз воспроизвёл то, что только что сказал Пётр. - Гениально! Как в точку! Ведь именно сейчас это и происходит в России!"

Петька продолжал:

"В своём "государстве" он предполагал наладить между крестьянами и рабочими товарообмен и таким образом сделать государственную власть ненужной.

Он и с Лениным встречался; а о его "мудрости" (о которой сегодня коммунисты трубят на каждом углу) очень скептически отзывался".

Петька помолчал и через некоторое время произнёс:

"Всё, кажется. Больше мне нечего сказать по Махно и махновщине".