Игрушки для императоров: Лестница в небо

Здесь живет более полусотни миллионов человек. Высящийся до самых облаков многоуровневый полис вмещает около тридцати, остальные ютятся вокруг в лачугах-развалюхах местных фавел, по сравнению с которыми Северный Боливарес — цитадель аристократии. Нищета и грязь, грязь и нищета на десятки километров вокруг, живой копошащийся муравейник, от которого разит злостью, ненавистью, презрением и отчаянием. Свет витрин и огни респектабельных уровней — это красиво, но город в целом…

Да, Лана была разочарована. Ее мечта, одна из немногих, унесенных из кровавого месива детства, разбилась. Вряд ли Владивосток лучше: может быть чище, да, Россия — богатая страна — но не лучше. Товарищ Ким обманул ее рассказами о доме. Обманул их всех, наивных и доверчивых марсиан, сражающихся за собственный дом, расположенный в условиях, в которых невозможно выжить без скафандра и баллона кислорода за спиной, но который куда уютнее далекой чуждой Земли.

Кто-то может возразить: «А как же Альфа? Огромный колониальный город на Венере, также вмещающий в себя пятьдесят миллионов человек?» Но Альфа — исключение. Это столица огромной империи, молодой и сильной, от мозга костей колониальной. Это купольный город, раскинувшийся на невероятной площади, и это единственный подобный город. Да, он вмещает в себя пятьдесят миллионов, но Мехико или Сан-Паулу, Шанхай или Дели — сто, сто пятьдесят, двести миллионов! Двести миллионов грязи и нищеты — сколько это? Разве это может быть красиво или правильно?

Она не знала ответа. Да и не хотела отвечать на него. Ведь дом — это дом, для каждого свой, какой бы он ни был. Дом не выбирают.

Колонии малолюдны, но богаты и сильны. Державы Земли многолюдны, но нищи, имеют колоссальный избыток населения, который вынуждены кормить и который давно ни к чему не стремится. Таковы реалии, формирующие геополитику: державам жизненно необходимы космические ресурсы, чтобы ублажить собственное население и остаться в ранге держав, колониям так же жизненно необходимо держать эти ресурсы под контролем. Иначе их раздавят, завалив телами миллиардов представителей мяса из обитателей вот этих самых трущоб вокруг полисов. Что такое против них жалкие совокупные сто пятьдесят миллионов колонистов?

Только теперь, здесь, в Летнем дворце, Лана поняла важность встречи двух монархов, так ярко освещаемую и рекламируемую по всем информационным каналам. Венерианские Веласкесы пытаются договориться с имперскими о разделе влияния, о владениях, о военных контрактах и инвестициях, но на кону у каждой державы выживание. Сейчас Венера и Империя — союзники, но друзьями они никогда не были, а отношения всегда сопровождались некой показной прохладцой — вряд ли сейчас возникнет идиллия и взаимопонимание.

Сзади раздались тяжелые шаги приближающиеся человека, одетого в доспех, но достаточно легкие, чтобы понять, что это шаг женщины. «Мэри» — определила она по походке, не глядя на иконку визора, в фоновом режиме показывающую расположение бойцов ее взвода. Напарница.

Ее умение определять людей по звуку шагов ставило в тупик бывалых ветеранов. Да, многие могли это делать, но не с такой феноменальной точностью. Видеть человека второй-третий раз в жизни, мельком, и мочь понять, что это движется именно он, больше в корпусе не умел никто. Как она это делает — сама Лана ответить не могла, просто чувствовала, и всё. Эта ее особенность много раз помогала там, на Марсе, когда приходилось прятаться в ожидании цели, не имея возможности не то что высунуться из укрытия и осмотреться, а даже пошевелиться. Только звук мог помочь определить, где цель и что это именно она. Приходилось бить на этот звук, вслепую, с закрытыми глазами. И попадать. Иначе там было не выжить.

Она резко развернулась. Слишком резко, Мэри отшатнулась, уходя в защитную позицию.

— Бу! — передразнила ее Лана. — Страшно?

Та недовольно сморщилась, выходя из боевого режима, но предпочла не отвечать, перейдя сразу к делу:

— Она опять отказалась есть. Скоро свалится, сегодня пятый день. Может, поговоришь с ней?

Лана покачала головой.

— Я уже говорила. Она не слушает. Твердит свое, как заведенная.

— Если она обессилит и с нею что-нибудь случится, — Мэри красноречиво провела пальцем по горлу, — Лее будет плевать, что мы ни при чем.

Лана натужно рассмеялась.

— Слушай, тебе это еще не надоело? Ублажать эту дрянь? Может, так будет лучше? Сколько можно утирать ей сопли?!

Судя по лицу напарницы, та разделяла такую точку зрения, но не достаточно сильно.

— Надоело. Но если ничего не сделаем — нас расстреляют.

— Вряд ли. — Лана задумчиво хмыкнула. — В какое-нибудь дерьмо засунут — да, но расстреливать… Не для этого готовили.

— Только знаешь, я уже согласна на дерьмо, — добавила вдруг она. Накипело. — Лишь бы не видеть ехидную рожу этой белобрысой суки!

Мэри грустно вздохнула и принялась теребить предохранитель винтовки.