Игрушки судьбы

Иногда они не выходили из чайной, иногда, наоборот, гуляли все свидание напролет, а это были именно свидания. И, конечно, говорили, много говорили. Обо всем и ни о чем. Он рассказывал какие-то забавные случаи с работы, она что-то о девочках, о детстве, о погоде, обсуждали новые фильмы и книги, оказывается, Мей обожала фантастику, как и Вэньян.

— Есть гипотеза, что древние люди могли летать к другим звездам, давно, еще в допотопные времена. Представляешь, если это правда! Увидеть иные миры, ступить на поверхность неизведанной планеты!

— А еще говорят эльфы до сих пор живут в лесах Равенора. До ближайшей звезды много миллионов километров, а то и миллиардов, путь туда займет не одно поколение. И, если предки умели, отчего разучились? И где сейчас эти древние корабли?

— Умеешь ты все портить, — притворно надулась Мей.

Поначалу девушка приходила грустная, затем начала улыбаться, вскоре уже смеялась нелепым шуткам Вэньяна.

Мей открылась с новой стороны, вне борделя, вне секса, хотя Вэньян ни на минуту не забывал, где она работает и чем там занимается, но теперь он хотя бы понимал — там не она, не настоящая Мей. А настоящая — она с ним. Еще он понял, что раньше, несмотря на воздействие всяческой химии, в глубине души знал и боялся, что такая девушка, как Лилин с ним только из-за денег. Мей была другая, более земная что ли, но она была с ним, она приходила ради него, и от этого становилось так хорошо, как никогда в жизни.

— Почему ты пришла, тогда, в первый раз и именно ко мне? Ведь тебя наверняка многие звали?

Она погладила его по щеке.

— Что ты хочешь услышать?

Действительно, что он хотел услышать? Что пожалела, что нужно было найти какую-то отдушину, что… любит его.

Слово «любовь» никогда не было произнесено, ни с его, ни с ее стороны, однако Вэньян понимал — это любовь, во всяком случае, у него. Не то чувство, похожее на болезнь, которое было у него к Лилин, а тихая, хрупкая радость, когда ты счастлив просто от того, что любимый тобой человек — рядом. Когда ты желаешь ему счастья, пусть и в ущерб себе.

И тогда Вэньян решился.

* * *

на утро, покинув свою комнату

* * *

На утро, покинув свою комнату, я не обнаружил ни старухи, ни голована, на подоконнике меня ждала миска остывшей похлебки из рыбы.

Я ел, а из головы не выходила ночная незнакомка. Кто она? Откуда? И ведь спросить не у кого. Я начал дергать другие двери, одна оказалась заперта, а из-за второй на меня вышел голован.

— Ту-да нель-зя, — гавкнул он.

Из любопытства я просканировал и увидел, что за дверью работает какая-то аппаратура.

— Ночью я проснулся, и увидел в окно, как ты спускался с кем-то к морю, — обратился я к головану, — кто это был с тобой?

Пес растянулся на циновке, хвостом ко мне.

— Ник-то, — произнес он в пустоту.

Внезапно я услышал песню. Женский, свежий голосок, выводил слова:

Весь мир, пылая жаром, светел.За грань вселенной вышли мысли.Стремятся, как долина в горы,Они в воздушные просторы.Издалека примчался ветер.Откуда он — и не исчислить.Река и море от волныИ беспокойны, и мутны.

Я выбежал на улицу и увидел ее — мою ночную незнакомку. Защитив глаза ладонью от лучей солнца, она стояла на краю обрыва, пристально всматриваясь вдаль. Внезапно она рассмеялась и снова запела песню:

Но эта вечная заботаОт тела только. Мне понятно,Лишь на себя я оглянулась…Еще я сердцем не проснулась —И вдруг вступаю я в «ВоротаРосы Сладчайшей, Ароматной»,Где в чистом мире холодкаДля сердца радость велика.(Тван Вэй, пер. с кит. Ю. Щуцкого)

Я осторожно начал подходить, но она услышала меня и прекратила петь. Я наконец-то смог рассмотреть девушку, как следует. Была она не совсем красавица, но… в ней было что-то… необыкновенная гибкость маленького стана, озорной блеск темных глаз, особый наклон головы, длинные густые волосы — в свете дня — с рыжиной, золотистый отлив слегка загорелой кожи… она опустила руку и взглянула на меня.

— Скажи мне, — произнес я, — как тебя зовут?

— Кто зовет, тот знает.

— А кто зовет?

— Кому надо — тот зовет.

Разговор был довольно странен.

— Экая ты скрытная! Давай прогуляемся, поговорим.

Она тряхнула волосами, и солнце заиграло в рыжих прядях.

— Не могу.

— А когда сможешь?

— Если хочешь еще увидеть меня, приходи, как стемнеет, на берег, тогда и поговорим, — и она упорхнула, словно и не было.

Я снова заглянул в дом — старуха так и не появилась, голован спал, или делал вид, что спит, тогда я отыскал старого робота, что встречал меня ночью. Он стоял в тех же кустах, которые при свете дня не казались столь непроходимыми.

— Кроме старухи и голована, кто еще живет в деревне? — спросил я.