Игры богов

Викинг, павший в сражении, поселяется в Вальгалле — дружинном доме у небесного конунга, отца всех асов, имя которому — Всеотец. Пять сотен и ещё сорок дверей в этом чертоге. Восемьсот воинов входят в каждую из них, чтобы сесть за длинные столы. И не перечесть за тем столом могучих мужей, великих и славных героев! А едят они окорока вепря Сэхримнира, который оживает каждое утро, чтобы накормить героев. Прислуживают же в Вальгалле — валькирии; а пьют они молоко, что дает им коза; но это не молоко, это мёд, которым воины каждый день упиваются до пьяну.

Но есть и другой берег, и зовётся он — Нифльхель. Воющим потоком окружает его чёрная река Гьёлль, и печальна её песня — крик. Единственный мост ведёт в сумрачное царство, где правит угрюмая великанша Хель… Там у неё большие селения, и на диво высоки повсюду ограды, и крепки решётки. Мокрая Морось зовутся там палаты, Голод — её блюдо, Истощение — её нож, Одр Болезни — её постель. И того, кто предал побратима или произнёс ложную клятву, ждёт дом, целиком сплетённый из живых змей.

Однако говорят, будто у бабки Хель тоже есть высокие и светлые хоромы для достойных гостей. Недаром ведь живёт у неё любимый сын Одина, добрый Бог Бальдр, давно когда-то сражённый ветвью омелы. И с ним превеликое множество славных людей, которым не досталось смерти в бою…

* * *

Скальд замолчал, весь Дом взорвался оглушительным рёвом.

Слепому поднесли золотой рог, в котором искрилось бургундское, и он неспешно мелкими глотками стал его прихлёбывать, его слепые глаза открылись, из них заструилась печаль и тоска о древних героях, о победах и о женщинах. О, эти женщины, они и создавали вождей и героев…

— Олег, а где ты болтался столько времени после своей смерти?

Олег недовольно засопел:

— Уж и подумать немножко нельзя, да в пещере я размышлял, учился, да и вообще, не трогай меня, всему своё время. Захочу — расскажу.

Пировавшие веселились вовсю, медовуха, неведомо откуда взявшаяся, да зимнее пиво, ромейское вино, да и просто — брага. Синеус привычно оглядывал стол, проверяя, не родилась ли где хмельная ссора. Но всё шло лучше не бывает: даже Аскольд, верный друг Синеуса, и ярл Дир, не один раз бившие друг друга по морде, а как-то один раз даже рубившиеся на мечах, после долгого и неприязненного молчания о чём-то разговорились и скоро уже подливали друг другу в рога вино точно старые друзья.

Но едва успел порадоваться этому Синеус, как возник в двери красный от ночного мороза киевский варяг… Олег глянул на него и понял — беда.

Краткое мгновение промедлил князь. Понадеялся, что у того хватит ума подойти незаметно, за спинами… Просчитался, вывалился усатый Ярослав на середину Дома, проревел:

— Неладно дело, Олег! Отрок твой Игорь с Рвачем, который из дружины Синеуса, друг друга чуть не поубивали…

Все варяги Олега, викинги Синеуса разом зашумели.

— Дурни, надо было растащить их молча, да успокоить, — одновременно крякнули про себя Олег и Синеус. — Да теперь поздно.

Синеус угрюмо поднялся, про себя пожелав Ярославу сожрать свой собственный поганый язык.

— Сюда, обоих.

Викинги вкинули в дом драчунов.

Олег следил за своим варягом, не вмешиваясь. Тяжко — так что же: не всё ему вытаскивать из дерьма недоумка, трудно молчать, да терпеть надо…

Ярослав с мертвыми, усталыми от терпения глазами прохрипел:

— Их растащили в тот самый момент, когда ярость достигла предела, лупили друг друга ногами, руками, бодались головами. Кто кого побил, понять невозможно, ещё бы немного и схватились бы за мечи: каждый успел в клочья разодрать друг у друга одежду.

Ярослав замолчал.

У драчунов заплывали подбитые глаза, из носов одинаково капала кровавая юшка, у обоих из разбитых ртов торчали осколки зубов…