Игры богов

Примерно в тридцати шагах, сбившись плотной кучкой, стояли три красавицы. Две, с растрепанными торчащими в разные стороны лохмами, были похожи друг на друга как сестры-близнецы, только одна была чёрная, а другая — белая. У третьей, что стояла впереди, на плече устроилась птица. Великолепная птица! Совсем небольшая, с воробья, однако невероятной красоты: алая, с бежевой грудкой и золотистым хохолком. Хвост её расходился, словно крошечный веер и блистал всеми оттенками утренней зари, и она ещё пела.

Вышедший из пещеры чёрный гигант сделал ему приглашающий жест. Олег громко сглотнул слюну и решил: «Отобедаю и разузнаю; хорошо, что прихватил с собой алкогольные плоды, может выпьем, а может и нет. Ох, и мысли мои, как тараканы разбегаются неведомо куда, то вдаль, то поперёк, и вообще…»

Выпили, закусили, Олегу показалось, что этот громила уже знает все вопросы, которые он хотел ему задать, даже приготовил ответы для Олега. Потом понял, это ощущение появилось у него после того, как лёгкий ветерок как бы прошелся по его княжьим мозгам. Помолчали. Чёрный встал, слегка поклонился:

— Меня зовут Лао, в честь древнего китайского мудреца, мы отказались от подарков техногенной цивилизации, нас здесь несколько тысяч человек. Мы пробуем жить по законам Лао, как он говорил нашим предкам:

«Высшая добродетель подобна воде. Вода приносит пользу всем существам и не борется с ними, она находится там, где люди не пожелали бы быть, поэтому она похожа на Дао.

Человек, обладающий высшей добродетелью, как и вода должен селиться ближе к земле; его сердце должно следовать внутренним побуждениям; в отношениях с людьми он должен быть дружелюбным, в словах — искренним; в управлении страной, если вождь или король, или президент, должен быть последовательным; в делах должен исходить из возможностей, в действиях — учитывать время, поскольку так же, как и вода он не борется с вещами и только тогда не совершает ошибок».

— А там, — он мотнул головой в сторону и вверх, — слишком поверили в могущество техники, в могущество знаний, в генную инженерию. Они не верят в свою суть, из-за этого у них очень много нервных срывов, не помогает даже их всесильная наука, а ведь половина из них, по-вашему, знахари, доктора. Они слишком далеко ушли от природы, ушли от себя, заменив свободное плавание по великой реке дао — протезами, наукой. Вместо того чтобы отдаться течению, они сколотили огромный корабль с дырявыми бортами и с гнилым днищем, скоро они потонут.

— Но вы им поможете? — с внезапно появившейся хрипотцой спросил Олег.

— Хотя лучшее деяние — это недеяние, а лучшая помощь — это не помощь, но мы им поможем.

Олег покопался в своей дырявой, полупропитой памяти и торжественно провозгласил:

— Совершенномудрый ничего не накапливает. Он всё делает для людей и всё отдает другим. Небесное Дао приносит всем существам пользу и не вредит. Дао совершенномудрого — это деяние без борьбы.

— Так ты знаешь учение Мастера? — несказанно удивился Лао.

— Да так, немного, — Олег скромно потупил свои зелёные очи.

В разговорах прошла вся ночь. Они обсуждали различные трактовки изречений Лао Цзы. Дошли до того, что в даосизме, как и в каббале, — семь зашифрованных слоёв. Воодушевлённый ночным разговором чернокожий гигант внезапно встал в позу просящего, так не подобающую ему, и каким-то странным, умиротворенным голосом пропел, растягивая слова:

— Олег, задержись у нас хоть на несколько дней…

Олег тяжело вздохнул, его глаза стали тёплыми и грустными, как у коровы после дойки, и тихо, чтобы не услышал Лао, пробормотал:

— Лучше бы ты поставил меня на четвереньки, да дал хорошего пинка в зад, чтобы я летел и радовался. Ему здесь хорошо, мне тоже было бы хорошо, так ведь нет же, надо опять назад, в грязь, пот и кровь.

А вслух громко, как подобает великому князю, со стальными интонациями:

— Прогуляюсь, подумаю, полетаю, а дальше — видно будет.

— Да осветит твой путь, великий странник, мудрость Дао!

В знак прощания и уважения чернокожий поднял вверх обе руки. Олег обернулся, в его зелёных глазах медленно гасло терпение и печаль.

— Вперед и в бой, покой нам только снится!

Тропинка шла через город-дерево, и шелест утренних звёзд постепенно растворился в разноголосом хоре птичьего народа. Особенно кто-то старался там, в кустах: «Корм! Корм!» А вот и он, негодник. Маленький пушистый комочек, как тебе удается так громко верещать? Удивительно, но Олегу раньше не приходило в голову: у всех птиц такие разные голоса, но ни один не вступает в диссонанс с общим хором, и всегда получается такая стройная симфония, которую не сможет воспроизвести никакой изощрённый оркестр.

— Даосец что ли так повлиял на меня, что я наловчился понимать птичьи песнопения? — сам себе удивился бывший великий князь, да к тому же ещё и вещий.