Игры богов

Вот это и стало для всего арабского мира первым шагом для создания религиозной империи, как, впрочем, всегда создавались, создаются и будут создаваться империи: религиозные, идеологические, ну и конечно же, финансовые. Он разграбил караван у оазиса Бадр, под его командованием было около трёхсот воинов. А охрана каравана — 950 человек. Захватил огромную добычу, кто-то попозже перевел стоимость всех верблюдов, ишаков и разного барахла на деньги — 50 000 динариев. Вот он и взял из награбленного этот меч и верблюда, пятую часть отдал в казну ислама, остальное поровну разделили его воины.

— Нас было шестьсот восемьдесят, а охрана, ха, охрана, да они и меч не могли от страха в руки взять.

— Не перебивай! Хоть и бывшего, но все-таки бога. Помог пророку для создания новой религии и кризис в Аравиии, который породил духовный надлом, что было вызвано агрессией христианской Эфиопии, которая по наущению Византии спровоцировала войну сначала против Йемена, а затем против Мекки. Многие арабские племена оказались без средств к существованию. Жившие охраной и обслуживанием караванных путей устремились в оазисы, где между ними и оседлыми племенами началась жестокая борьба. Необходим был новый источник жизненной силы. Ну, и как всегда — свято место пустым не бывает, вот так и появился Мухаммед. В отличие от последователей Христа он не называл себя сыном божьим, он говорил, что только общается с ангелами, они и передают ему слова творца.

— Христос тоже не называл себя сыном божьим, это всё придумал Пётр, который апостол.

— Просил, не перебивай старших!

— Молчу, молчу, молчу.

— Вот он и осознал, что для всей планеты необходима была встряска. Христианский мир прогнил; папы римские провозгласили себя наследниками апостола Петра, в Византии религия полностью перешла под контроль басилевсов. Люди ходили согнутыми, на три четверти превратившись в рабов, согнутые, с опущенными в землю глазами, полностью потерявшие человеческое достоинство, уже не понимали, что такое быть свободным, вечно куда-то бессмысленно и озабоченно спешащие, готовые пресмыкаться перед сильными и помыкать слабыми и беспомощными. Вместо гордости — кичливость, не уважают себя сами, ибо чувствуют — не за что, любые налоги будут платить, терпеть любые унижения ради великой цели — жить… Утомил я вас пересказами давно минувших дел.

— Ладно, действительно, утомил. Как и где тебя найти? Только прошу, не здесь.

— Подойди ко второму входу или к третьему и три раза меня позови.

— Второй-то вход где?

— В каменоломнях Корчи, это рядом с горой Митридата. Раньше вход был в Пекло на берегу реки Смородины, сейчас это корченский пролив.

— Супротив Тмуторокани?

— Можно подумать, что не знаешь… Как-то общался я с римским консулом, что Митридата разгромил, он мне и сказал, что помогал ему какой-то рыжий, с зелёными глазами, не ты ли?

— Вот всегда так, раз рыжий, значит я. Ну ладно, знаю. Подойду или подскачу, а может, подлечу, а третий где?

— Да тут, недалече, в черных горах Йемена, где приносили жертвы, где, по легенде, захоронили братоубийцу Каина.

— И как же я найду эту могилку?

— Почувствуешь, ведь ты же — Вещий.

— Хорошо, постараюсь, даже попробую, но обещать не могу. До побачення.

— Подожди, возьми от меня в подарок великую корону фараонов — объединенную корону — «Пшент».

Олег взял её, и в свете палочки Смерти чёрные бриллианты вдруг заиграли и зажили новой жизнью, белые заискрились и запели. Олег равнодушно посмотрел на эту завораживающую красоту, а его спутники не смогли подавить возглас невольного восхищения. Бриллиантам подпевали изумруды и сапфиры. Сапфиры были разных цветов: то чёрные, как южная ночь, то белые, как лёд на родине викингов. Эта игра, эти переливы были чудодейственно красивы.

— Эта корона, как и меч пророка, обладает волшебными свойствами. Например, если надавишь на этот бриллиант, то станешь невидимым, повернешь вот этот изумруд, и откроются все клады на расстоянии десяти полётов стрелы, ну а в остальных свойствах короны потихоньку разберёшься сам.

Немного подумал, залез в свой нагрудный кошель и извлек из него перстень.

— По легендам, этот перстень принадлежал Исиде, дочери Тота, богини супружеской верности, материнства и любви, защитнице умерших на загробном Суде. Если ты захочешь узнать, насколько верна тебе женщина, прикоснись перстнем к её руке, и перстень тебе всё поведает.

У Олега на ладони появился перстень, не уступающий в изяществе короне Пшент. Оболочка перстня — переплетённые между собой ниточки какого-то искристого металла и золота, а в центре — тысячегранный изумруд. А окружали его блестящим хороводом бриллиантовые искорки.

— Горыня, ответь, пожалуйста, на мой простой и незатейливый вопрос. Почему вы, боги, так интересуетесь моей злосчастной жизнью?

— Ответ: ты единственный из людей, не считая Иуды, кто спокойно перешагивает через столетия, а как и почему — неизвестно.

У Игоря горло распухло, как у жабы, от незаданных вопросов; его прорвало:

— Сколько ярусов в пещере? Кто её создал?